– Ты же художник, только вместо холста у тебя лица. А они и из самоучек становятся часто великими.
– Вот у меня его и нет, диплома этого. Только аттестат школьный, – улыбаюсь я. – Так что путь мой в великие открыт и свободен.
– Зря все же ты бросила институт, не доучилась. Вот и был бы у тебя диплом, раз ты по нему так страдаешь.
– Ага, только толку-то с него. Как бы он мне пригодился в профессии визажиста?
– Ну тогда и страдать по нему прекращай.
– И вовсе я не страдаю, с чего ты взял? А может, и восстановлюсь еще, не все потеряно. Хотя диплом у меня все же скоро будет.
– Как так? – в голосе Стана проскальзывает едва различимый оттенок удивления.
– А вот так. Буду дипломированным визажистом, представляешь? Надо же как-то подтвердить свои навыки, вот и будут скоро у меня сертификаты.
– Представляю. На стенку их повесишь в рамочку?
– Вот еще. В шкаф спрячу подальше, чтоб никто в жизни не отыскал.
– Прячь у меня. Здесь уж точно никто не найдет.
Разговор наш течет плавно и неторопливо, он окрашен пастелью, мягкими ее оттенками, на которых отдыхают глаза. Уныло – сказали бы многие, услышав его, радость у людей принято хоть как-то выражать. И с этим мнением нельзя не согласиться – эмоциями мы оба с ним обделены. Со Станом так легко говорить о всякой ерунде и не придерживаться никаких социальных норм и правил, установленных обществом. Внешние эмоции – это сложно, это отнимает силы, выматывает получше любой физической работы. А с ним – так просто. Рядом с ним я наполняюсь энергией самого космоса, заключенного в глазах его. Мой Стан – все же мой. Надо просто сказать это вслух, чтобы дать этому проявиться в реальности и закрепить в слое нашего мира как неоспоримую истину, не требующую доказательств. Вещи только тогда и становятся таковыми, когда обретают свои имена, а до того, пока что-то остается неназванным, его как будто и вовсе не существует. Мой Стан, мой и только мой. Вслух я все же – пока не решаюсь, хотя внутри себе уже все горло ободрала словами, этими и множеством им подобным, на всех языках, на которых только могу их произнести. Сорвала внутренний голос, изошла на крик, связки истрепала, распустила на нити.
Ход времени неумолим – только вперед, стрелки бегут по кругу и все приближают тот час, когда мне надо будет отчаливать от моей тихой пристани. Чай допит, синяя бездна разлита в моей крови, эмоциональный фон приведен в равновесие. Я продержусь теперь и до вечера, и до завтрашнего утра. Мой Стан, и только мой.
– Знаешь, мне надоело каждый раз открывать тебе дверь, я все же в швейцары не нанимался, – произносит он вдруг.
– Это ты к чему? – не могу взять в толк его слова, слишком уж они оторваны от основной сути нашего разговора.
– А к тому, что пора бы тебе уже и свой комплект ключей заиметь.
Свой ключ – от твоего дома? От двери, которая подвластна лишь шифру морзянки, отбиваемому моими пальцами? Открывать ее своим ключом – звучит как нечто запредельное. Я не верю, не могу заставить себя поверить, все это слишком просто, не бывает так. Я устала, хронический недосып сказывается, мне чудится то, что я хотела бы услышать.
– Давно пора, – Стан возвращает меня в реальность своим голосом.
– Не пора, – трясу головой, чтобы окончательно очнуться от наваждения. – Потому что так я у тебя с концами поселюсь, обоснуюсь с комфортом, и меня уже будет так просто не выгнать. Получится как в сказке про лису и зайца, выйдет она на новый лад – а смысл все тот же, нечего на порог пускать было, сам виноват теперь.
Стан тихо смеется, вряд ли слова мои всерьез воспринял. А я едва удерживаюсь от того, чтобы не сорваться сейчас с места, не вскочить и не побежать вниз по лестнице в первый попавшийся закуток мастерской, где мне сотворят свой собственный – ключ от двери его. Есть один такой в глубине местных дворов – вот туда бы сейчас, пулей, быстрее ветра. Но – смеюсь в ответ и шучу, пальцы сцепив в замок, аж костяшки побелели. Не сейчас. Не вынесу такого.
– Ну что же, тогда придется мне самому этим заняться, – усмехается Стан в ответ на мое молчание.
Займись, сделай мне ключ, вложи его в раскрытую ладонь мою и сожми мне пальцы. Чтобы острые края ключа врезались в руку, а пальцы сжаты крепко, не веря тому, что в них. Чтобы поверили через эту боль. Чтобы рука моя с ключом, в кулак собранная – между твоих ладоней. Сделай так, молю его. Ты же всегда все замечаешь, неужели не слышишь, как на крик сейчас исходит душа моя? Pójdę na kraj świata, kacie mój… za cię, dla cię…