– Как знаешь. Но я предупредила тебя о возможной и скорее всего необратимой оккупации твоей территории моим телом.
– Слишком громкое слово – оккупация.
– Думаешь, не сумею?
– Чего там, ты еще больше исхудала, вон как кости все прощупываются.
– Так уж и кости. Всегда так было, однако ж это никогда не мешало мне творить всякие безрассудства.
– Не займут много места твои косточки, вот я о чем. И если уж надумаешь творить свою оккупацию, душу с собой не забудь прихватить. Негоже ею бросаться, тело без нее зачахнет. Да и просто – пригодится еще.
Я улыбаюсь. И я плачу. Оба этих состояния – одновременно, друг другу не перечат.
– Мне пора, добираться еще двумя автобусами, а как они сегодня ходить будут – одному богу известно, – встаю из-за стола через силу. – Лучше с запасом времени, так как-то спокойнее. Не хочу на урок опаздывать.
– Какому богу?
Стан как всегда – ловко выхватывает из разговора мелкие детали, ничего на первый взгляд не значащие, которые порой сказаны единственно ради красивого словца, и погружается в них, выискивает их истинный смысл, которым наделило их глубинное бессознательное говорившего. Вот и сейчас – я даже осознать не сумела, что сказала что-то про бога, а Стан за него сразу же уцепился.
– А какой из них самый всезнающий? Готова молиться тому, кто организует мне наилучший маршрут из возможных.
Финальный аккорд – мажорный. Два автобуса с пересадкой, и я на месте – репетитор с выездом на дом. Мой брошенный иняз все же пригодился, не пропали даром два года вуза. Полтора все же, если быть предельно честной. Потом – обратно в центр, уже к Рене в бар, да со всеми вещами. С собой – кейс с косметикой и сумка с методическими пособиями. Тяжесть обыденная и уже неотделимая от меня самой, маленькая сумочка через плечо совсем недавно вывела меня из равновесия. Я ухожу, чтобы вернуться сюда вновь и тонуть, тонуть. Чтобы медный купорос, растворенный в космической бесконечности, снова и снова облучал радиацией.
05. «Пристань» охвачена анархией
Афиша – меловая доска у входа в бар. Пятничное кабаре, живой звук и прочие прелести. Музыкальное сопровождение – неизменная «Стремянка до звезд», вокал – Дзато, всеми любимая, как ни странно.
На афише наконец-то ни одного знака восклицания, моими стараниями. Была бы его воля, Рене все на свете изрисовал бы ими, к месту и не к месту. Он – любитель всего громкого и кричащего, если дело касается всяческих вывесок и объявлений. Вряд ли только это пойдет на пользу его группе, его нежно любимой «Стремянке» – вопящие афиши не вызывают обычно доверия. «Стремянка», его детище и его создание, с младых ногтей и до сегодняшнего дня. Группа росла и взрослела вместе с ним, и я – как крестная мать его дитяти, свидетельница его рождения и взросления. Судьбой уготовано мне было участвовать во всех знаковых моментах их жизни, потому как разделять Рене и его «Стремянку» равносильно отнятию ребенка у родителя.
Скольжу взглядом по любовно выведенным меловым буквам у двери бара. Каждый раз Рене рисует их заново, отвергая мое рациональное предложение смастерить полноценные афиши под каждую программу. Но ему, как видится, по душе рисовать их сызнова каждый вечер, стирая предыдущие, и повторять все это из раза в раз. Программы у него разнообразные, основное же направление группы – старый добрый рок. Кабаре – наше совместное с ним творчество, рожденное из чистой случайности. Случайность же заключалась в том, что однажды я сумела заразить его песнями со старых польских пластинок шестидесятых, и вот теперь пятница занята фривольными и легкомысленными мелодиями, хотя язык текстов наших песен все же – русский.
Кабаре в пятницу, наше многострадальное детище. Все то время, что оно существует, Рене постоянно и упорно порывается наградить его афишу россыпью восклицаний. Истеричная афиша, сколько раз говорила ему. Он прислушался, наконец-то, и года не прошло. Помню, как под моим строгим взглядом скрепя сердце он не раз стирал один, потом второй чересчур эмоциональный знак. Куда столько истерики, спрашивала его тогда. Рене каждый раз трогательно пожимал плечами и отмалчивался – не знаю, мол. Просто хочется так. Стер два, остался один. Один – сойдет, ладно уж. Вокал – Дзато. В пятницу – программа кабаре. Иногда случаются и забавные казусы.
– Ваша певица, с таким необычным именем – она родом из Грузии? – вопрос из ниоткуда, который застал нас однажды врасплох. Рене опешил, стал как вкопанный.
– Нет. Почему же?
– Ну… имя и такое прочее… похоже на грузинское, – вот и все объяснение, которое мы в тот вечер услышали.