Он ничего не говорит о том, что случилось сегодня, что повлекло его очередной срыв – но это и не нужно. Наверняка сценарий сегодняшнего действа не особо отличается от многих уже пройденных, подобных ему. Разница – лишь в несущественных деталях, меняются декорации и действующие лица, а сам сюжет зациклен и однообразен. Все, что произошло сегодня, в разных вариантах уже происходило до этого. Мне незачем знать подробности и мучить его лишними расспросами о них – они и без того понятны и слишком болезненны. Они – неважны, не играют роли, ничего не изменят. Все – декорации, на сюжет не влияют. Сюжет мне известен, а подробности неинтересны. Боли здесь и так слишком много, незачем увеличивать ее концентрацию пустыми словами.
Казалось бы – в преисподней, каждый на своем предназначенном для него круге, должны томиться навеки осужденные грешники, а не те, над кем они совершили свои злодеяния. Жертвы – оправданы одним только совершенным над ними насилием, палачи их должны понести заслуженную кару. Все вывернуто наизнанку. Жертвы расплачиваются за грехи своих палачей, за них несут наказание. Жертвы – на тех кругах ада, которые по праву должны занимать их мучители как возмездие за содеянное ими. Те, кто причинил боль, займут свой круг после смерти, но сейчас там, вместо них – ими мучимые, а истязатели на свободе, живы и здравствуют. Мы – жертвы, палачи наши безнаказанны, покуда живы. До смерти их уготованные им в преисподней круги пройдем мы. Участь моя – дно ледяного озера. Каждое утро мое, встреченное вместе с бессонницей, наполнено дрожью и ознобом – то мои вечные муки холодом на последнем из кругов ада. Рене же уготовано иное страдание – кипящая кровь круга седьмого. Покуда живы наши мучители – тонуть ему в ней, не имея и возможности выбраться.
О том, что произошло тогда, знаем лишь мы вдвоем. Рене бы предпочел, полагаю, чтобы и я осталась в неведении. Но я, на свою беду, знаю все же. Себе на беду и ему на спасение. Хочется думать, что хоть раз, но мне удалось спасти его, в нужный момент прийти на помощь. То, что творится с ним сейчас – отголоски прошлого, след их, отпечаток на настоящем и будущем, уже не такой четкий, но все же проступающий через годы.
– Ты только думаешь, что хочешь умереть, на самом же деле ты хочешь быть спасенным... все, что ты ищешь – это спасение…
Память воспроизводит то, что уже не раз было сказано, ножом пульсирует за дне сумки, оставленной в коридоре. Ты ищешь спасения каждую такую ночь, которая пробирается внутрь тебя и изнутри распинает холодом, ты воешь от боли и унижения, вызванного твоей беспомощностью перед лицом ее. Ночь, подобная этой – твой персональный повторяющийся кошмар, в котором живут те, кто загнал тебя на седьмой, бросил в раскаленную кровь.
Ты ищешь спасения. И я ищу его же. Спаси меня. Помоги мне, Рене. Помоги мне избавиться от чувства непреходящей боли. Тянусь к ножу, чтобы разбить сковавший меня лед, но никак не могу до него дотянуться.
– Слушай только мой голос. Слышишь? Мы сильны уже только тем, что знаем, как выживать. Что бы ни случилось с нами… хорошего все же больше.
– Больше? – эхом отзывается Рене.
Оба мы ищем спасения. Друг в друге и во всем мире. Но спасти себя можем лишь мы сами, оба знаем и все же изо всех сил отбрасываем от себя эту мысль. Старания других напрасны, если мы идем ко дну осознанно. И даже если сопротивляемся силе тяжести.
Рене потихоньку успокаивается, исторгнув из себя боль, перестает дрожать его спина под моими пальцами. Выплеснув наружу эмоции, в голос проревев свое накопившееся отчаяние, что сегодня переполнило его до краев и вырвалось наружу, залив все кипящей кровью круга седьмого. Лицо его соленое от высохших слез, волосы спутались и склеились прядками. Я сделала все от меня зависящее сегодня. Я сделала бы больше, стерла бы из его памяти то, что причиняет эту боль – но мне неподвластно время. Порой он называет меня экстрасенсом и магом, а мое зрение чудом. Но все это не так, лишь просто иная форма взаимодействия с миром, в котором нам обоим суждено жить или выживать. Мое зрение не представляет собой ничего сверхъестественного, оно даже не стопроцентное. Рене, как и большинство людей, видит только цвета. Я вижу эмоции и звуки.
Мы лежим с ним на неразобранном диване, едва умещаемся. Потолок расчерчен квадратами света, они меняют свою яркость из-за проезжающих снаружи автомобилей, то четко выделяются на фоне его, то совсем пропадают и сливаются в один. На стене – ажурная тень от узора занавесок, за окном улица шумит машинами. А в квартире – благословенная тишина, слышно только наше дыхание и шум воды в трубах.