— В былые времена это называли превратностями судьбы, Казимир.
— А теперь?
— Глупое стечение обстоятельств… — Клэр тяжело вздохнула. — Человек стал слишком силен и одновременно чрезвычайно слаб перед природой. Кто бы подумал — щит от солнца, прямо над головой…
Префект Руф не нашелся, что на это ответить…
***
Сознание возвращалось к Тарису Лаену медленно, чередуя моменты полного осознания ситуации с беспамятством.
Резкий запах перебивал остальные, щекотал ноздри и заставлял обращать на себя внимание.
Собственное тело было скованным. Почти так же, как тогда, в больнице. На миг даже показалось, что ничего с тех пор не происходило. А он и дальше лежит на мягком белом полу и пытается разогреть наручники… Но мысль была обманчивой и даже опасной.
Он сидел.
Цепь и мощные браслеты кандалов были другими, непривычно тяжёлыми. Они оттягивали запястья, щиколотки, колени. Опутывали шею и грудную клетку, не давая свободно дышать. Словно они готовились не в спешке, с целью обездвижить разбушевавшегося пациента, а делались продуманно, для конкретного человека. Вещи, созданные специально для него, Тариса Лаена.
Взгляд выхватил выбившуюся из-под цепи зелёную ткань сорочки, красные штаны, ноги в новых кроссовках.
Ковёр под ногами был пыльным, покрытым застарелыми чёрными пятнами.
Стук чашки о стол привлек внимание. Тарис приподнял голову и наконец увидел виновника сложившегося положения.
Фердинанд…
Он сидел напротив, в мягком кресле, закинув ногу на ногу, в руках сшивка бумаг. Каждая строчка узнанного им текста ложилась в сознание Тариса, словно читал он сам. Читал и не понимал смысла.
Рядом с Фердинандом стоял низкий столик, на нем парующая чашка, от которой по помещению разносился резкий запах. Возле чашки толстая папка и разбросанные вокруг фотокарточки. Яркие изображения лежали даже на полу. А за спиной Фердинанда, словно изваяние, стояла Нана Вагнер, абсолютно безразличная. Ещё дальше, у дверей, одна из копий Нандина Абэ.
Тарис на миг прикрыл глаза, вспоминая странные метания девушки в том коридоре. Поиск источника электричества. Надо было понять раньше. Маркус ведь предупреждал, и Райго… Даже Айша говорила, что эта вылазка глупость.
— Ты знал, что Вито был запрограммирован стать моей любовницей? — неожиданно заметил Фердинанд, отвлекаясь от бумаг. Папка перекочевала в руки Наны. А после их, Фердинанда и Тариса, взгляды наконец пересеклись. Тяжёлые, полные негодования и решительности.
— Впрочем, откуда тебе знать. Как оказалось, Вито был создан исключительно для того, чтобы обратить моё внимание на Маркуса. За что я крайне благодарен старику Ирраилю… Но, знаешь, я согласен с моим братом, всякому предательству есть конец. — Фердинанд потянулся к столику за своей чашкой и отпил из неё. — Он слишком много каверзничал. Его смерть закономерна, с какой стороны ни посмотри.
Тарис шумно выдохнул, чувствуя, как тело пробирает дрожью от сказанного. Старика Ирраиля хотелось спросить о всяком, и то, что тайны его, Тариса, происхождения, так и останутся тайнами, неприятно кольнуло душу.
Чашка вернулась на стол. Фердинанд положил руки на подлокотники и умолк, наблюдая. Даже его мысли, и те исчезли, словно ушли в другую плоскость.
— Рекомендую оценить свое местонахождение, — наконец вымолвил он, устав играться в гляделки.
Смысл сказанного дошёл не сразу. Подняв тяжёлую голову, Тарис Лаен скользнул взглядом по помещению. Запыленные люстры, сквозь которые сочился приглушённый свет ламп, грязные, замызганные окна со следами мух. Паутина… Перевернутая мебель, обломки вдоль стен… Затхлое, давно покинутое место, словно законсервированное в своём последнем предназначении. Вот и все, что можно было о нем сказать.
Понимание того, что это за помещение, пришло мгновением позже. Словно кто-то включил в голове свет, вынул картинку из личного кошмара, воссоздав каждую деталь.
Здесь и сейчас не хватало демонов, крови, огня… Женщины, лежащей на полу…
То самое место. Такое, каким было тогда. Спустя долгие годы забытия.
— Узнал? — прокомментировал Фердинанд, пристально наблюдая за своим пленником. — Вижу, что узнал. Аж проняло, дрожишь весь. Небось, страшно? Это хорошо, бойся этого места и меня. Хотя, признаться, паршиво осознавать, что тебе не чуждо человеческое. Просто непонятно, как в эту человечность вписалось все остальное.
Тарис молчал, пропуская дурную тираду мимо ушей, осматривал зал, выхватывая все новые и новые детали. Идентифицируя их, формируя в своей голове понятие и образ произошедшего в прошлом. Не хватало много чего для понимания всех причин и последствий произошедшего. Но собственные кошмары, воспоминания Маркуса и Фердинанда каким-то образом делали картину цельной.