Насколько помнилось Владимиру, там почти все — пусть слабенькие, но менталы, и попытку чтения заметят сразу, получив в свои руки повод закономерно возмутиться. А это, в свою очередь, очень нежелательно в условиях политического шторма, что вызревал уже третий год, когда «пыхнуть» по-Алексеевски могло вообще везде.
И если тогда Трону удалось превентивно ударить по предателям, то теперь так сделать едва ли получится.
Следовательно, ему, Владимиру, наследнику Трона, действительно имело некий смысл поучаствовать в авантюре лично, внедриться в окружение Сенина, предложив ему столь лелеемую возможность официально «примерить» древнюю фамилию на правах главы оной.
И то, что сама фамилия, по сути, ничем ныне не владеет, и обладает не лучшей репутацией — так время и гений учёного-псиона всё со временем исправят. Не раз и не два рода рушились, обзаводились клеймом предателей и практически исчезали, чтобы спустя пару поколений вновь расправить крылья, восстановив, а то и превзойдя величие предков.
Но с другой стороны…
Больших усилий Трону стоило затереть конкретные детали о жизни Артура Геслера с момента обретения им способностей, сделав правду не столь явной, и уж точно не дающейся в руки каждому, кто решит копнуть в этом направлении. И тайные советники были в курсе этой ситуации. Лагов не мог не знать о том, что Геслер взаимодействовал с последней носительницей фамилии Алексеевых, которая сейчас плотно прописалась в окружении его, Владимира, сестрицы. Даже, в каком-то смысле, просил за неё, небезосновательно опасаясь проблем для девушки в случае своего отдаления или исчезновения. Его действия пусть облегчили участь изгоя в моменте, но на дистанции могли обернуться для девушки катастрофой, стоило только Геслеру перестать её защищать.
Так и вышло, но Алексеева успела спрятаться за «широкой спиной» Лины, плюс уже сами спецслужбы сделали всё для того, чтобы у новоявленного Лжебога, способного стирать с лица земли целые страны, — а это следовало хотя бы из того, что он смог провернуть в первые трое суток с момента своего «становления», — не возникло обид к аристократии Империи.
Вот и образуется сразу два подводных камня, которые цесаревичу виделись явно не под тем углом, под которым их хотел бы подать Лагов.
Этот стальной человек был хорошим, прямо-таки отличным учителем, и все необходимые навыки, умения и знания вбивал невероятно эффективно. Думал ли он, что Владимиру хватит духу однажды обратить всё полученное против самого наставника, нередко упоминающего, что нездоровая паранойя сохраняет жизнь всяко лучше здоровой? Скорее всего — да, думал. Не мог не думать, как не мог и не желать этого… если бы хотел наследнику только лучшего, конечно.
В чём сам Владимир усомнился, просто на секунду представив, как Геслер, узнав о, так скажем, использовании Ксении Алексеевой в качестве товара для торга, мог просто походя убить инициатора сего мероприятия. Его, Владимира, ведь это он, по задумке Лагова, должен был обо всём договориться, организовать и провести сделку…
Юноша уже спустился на лифте и оказался у выхода из здания, когда в его голове начали, наконец, всплывать дельные мысли, а не одни лишь опасения и «красные флаги».
Во-первых, использовать именно Алексееву было, конечно, удобнее всего, но с такими последствиями — спасибо, найдётся вариант получше. Есть и другие именитые фамилии, в которых могут счесть приемлемым отдать одну из дочерей за пусть безродного, но более чем достойного псиона-ментала и учёного — светило имперской науки. Придётся побегать и, если говорить совсем уж честно, задействовать влияние Трона, но не делать этого цесаревич причины не видел. Не считать же за таковую слова Лагова? Он за время растянувшейся на три часа беседы успел объяснить всё, и многое — в деталях, но вот это «ограничение» ничем не обосновал. Даже не заикнулся о нём, если говорить на чистоту.
Слишком уж смахивало на простейшую манипуляцию, распознавать которые Владимир Романов учился в первую очередь. И делал в этом успехи, так что единственное, на что мог расчитывать гипотетический Лагов-«предатель» — это на сниженную критичность мышления в отношении его слов.
Способ простой, но эффективный, хоть и требующий использования кого-то, кому «цель» доверяет. В стройном потоке истины, в которой невозможно усомниться, скрывается щепотка лжи, на которой никто не акцентирует внимание. И разум жертвы под большим потоком информации «пропускает» то, что в иной ситуации не прошло бы проверку.
Тут всё было как по учебнику: поток информации, истина, подтверждённая фактами, и всего одна фраза, которая могла привести к смерти цесаревича.