- Дим, может, двинем в другое место, тут же полный мрак...
- Вить, поверь ты мне, в других магазинах выбор не больший, а если хочешь что-то модерновое или импортное, надо на базар двигать, но там в два, а то и в три раза дороже.
Я стал перебирать стоящие на стеллаже сапоги и ботинки. Простые резиновые мне совсем не годились, литые с тёплой подкладкой весом в пуд на всякий случай отставил в сторону, войлочные ботинки на замке - старики в мою доармейскую юность называли их "прощай, молодость" - в такую погоду развалятся за три дня. Дима отрицательно покачал головой.
Были ещё ботинки на шнурках на тонкой подошве и из такого слабенького кожзаменителя, что казалось их можно разорвать пальцами.
На стеллаже с моим размером стояли ещё три вида громоздких кроссовок и такого же типа ботинки, но я сразу же отвернулся, посмотрев на ценники, за мои тридцать целковеньких я мог себе позволить только те, что перечислил ранее.
Дима сунул мне в руки ботинки на толстой подошве, подбитые изнутри искусственным мехом:
- Мерь давай...
- Ты что, сдурел, пятьдесят два рубля, а у меня чуть больше половины...
- Мерь, я тебе сказал. Ты что богатый, чтобы по пять пар за зиму покупать? А этих и на следующую зиму хватит, сам себе с получки такие затоварю.
- Дружище, но мне же тут в рассрочку не дадут, моя кредитная карточка осталась в той жизни...
- А что вы, как на западе, кредитками рассчитывались?
- Не все, но уже многие. Удобно, зарплата вся твоя идёт в банк на счёт, а раз в месяц снимают с него по кредитке набранные тобой суммы, потраченные на покупки. Так же можно расписывать, то есть делить на выплаты стоимость крупных приобретений на месяцы и даже на годы, если позволяет зарплата...
- Считай, мы с мамой открываем тебе кредит, мерь и не валяй дурака.
Я повиновался, мысленно дав себе слово при первой же возможности рассчитаться с добрыми людьми и отблагодарить всем, чем только смогу. Сорок пятый оказался мне тесен, но, на моё счастье, миловидная продавщица принесла со склада отложенную кому-то пару сорок шестого, улыбаясь нам с Димой во все свои ямочки на щеках. Ботинки были мне большеваты, но Дима заверил, что с шерстяным носком будет само то. Так оно и оказалось, девушка по просьбе Димы принесла мне пару тёплых носков, и я к зиме был готов капитально.
В новых ботинках я и вышел из магазина, неся в коробке старые кроссовки Димы. Мы ещё не успели далеко отойти от дома, поэтому вернулись и освободили руки от ненужной ноши.
Я шёл по покрытому снежной крошкой тротуару, наслаждаясь комфортом обуви, пялясь, как турист, по сторонам, отмечая про себя, насколько блекло выглядит город по сравнению с тем, что он представляет из себя в моём бывшем мире.
Мимо меня проезжали старые Икарусы, звенели на рельсах дребезжащие вагоны трамваев, среди автомобилей редко попадались иностранные, в основном здесь были Жигули, Волги и Москвичи.
Дима нарушил моё молчание и созерцание:
- Что, Витёк, смотришь таким затравленным взглядом? У вас всё не так и не такое?
- Дим, я будто вернулся в девяносто первый год, когда мальчишкой приезжал из деревни к дяде, но тогда я иного не видел.
- А что у вас другое или по-другому?
- Всё, Дима, всё... - улицы, дома, магазины, ассортимент, транспорт, только люди у вас лучше...
- Чем же?
- Добрее и приветливей...
- Ну, Витёк, у нас тоже всякого сброда хватает, и хамства хоть отбавляй...
- У нас как раз этого не часто встретишь, но люди в основном разучились искренне улыбаться, как это делала продавщица в обувном магазине.
- Это не пример, не делай поспешных выводов.
Мы тем временем подошли к бассейну с красноречивым названием "Молодость", на месте которого в моём бывшем мире находился спорткомплекс, где я работал штатным массажистом, и где разыгралась драма, после чего я оказался каким-то образом в параллельном измерении.
- Дим, зайди без меня внутрь, поинтересуйся Виктором Соколовым.
- Мой друг без лишних вопросов вошёл внутрь здания, но вскоре вышел.
- Нет, Витя, о таком тут не слышали...
Мы понуро потрусили дальше. Я двигался по направлению к новому многоэтажному дому, где у меня была квартира, а под ним стоянка для машин. Там я рассчитывал найти своего скакуна королевских кровей, то есть, джип "Чероки".
На том месте не было моего дома, как и джипа, а вместо них ютились двухэтажные домишки. Глядя на меня, Дима не задавал вопросов, потому что они были лишними.
Я уже без всякого настроения и надежды побрёл к дому, где жили родители моего друга Пети Фомичёва. Пятиэтажка шестидесятых годов была на месте и мало чем отличалась от той, куда я заходил вместе с другом проведать иногда его родителей.
С чувством полной безнадёги я постучал в знакомую дверь. Мне открыла пожилая женщина, в ней я с трудом узнал мать Пети:
- Анна Гавриловна здравствуйте, я могу увидеть Петю?
- Петю? - в голосе женщины звучало недоумение и печаль. - А кто ты такой будешь? Что-то я тебя не припоминаю...
- Витя Соколов. Неужели Вы меня не узнали?
- Ви-тю-ша, откуда ты, соколик, ведь, как ушёл в армию, я тебя и не видела, как ты возмужал, какой красавец...
- А Петя?
- Нет, Витенька, Пети. После армии, как явился, так вскоре его родимого убили в пьяной драке, почитай уже тринадцать годков назад...
Я шёл, с остервенением пиная новыми ботинками комки слипшегося снега, скрипя зубами и ворча под нос ругательства.
Стемнело, улицы освещались редкими тусклыми фонарями, и всё же я решил добить себя до конца, повернув на этот раз к дому, где проживала семья Игоря Наумчика. Отец его ещё в советские времена работал заместителем начальника городского финотдела, и у них была приличная трёшка в ведомственном доме, которую они позже успешно приватизировали.
Без всякой уже надежды я поднялся на второй этаж и позвонил в дверь, обитую дерматином. На этот раз на пороге появился толстый пьяный мужик с подтяжками, висящими ниже колен.
- Какого вам, хлопцы, моего оболтуса дома нет, к девкам побежал...
Это был явно не папа Игоря Давид Израилевич.
- Простите, а разве эта квартира не семьи Наумчиков?
Выпивший мужчина разразился хохотом:
- Ребята, так те жидинята уже больше десяти лет назад съехали в Израиль, дай им бог здоровья и удачи, благодаря этому я и получил эту славную хату. Может, зайдёте, помянём их добрым словом, я вам по сто грамм накапаю...
Ни слова не говоря в ответ, я развернулся и побежал по лестнице вниз. Дима догнал меня уже только через квартал и обнял за плечи:
- Витёк, успокойся, а что и кого ты хотел обнаружить, если это совсем другой мир, который проложил другое русло, и у него другое течение...
- Дима, неужели, ты мне ещё веришь после всего того, что ты увидел собственными глазами и услышал собственными ушами?
- Витя, как я могу тебе не поверить, когда ты так доподлинно рассказываешь о той жизни, о тех людях и событиях.
- Дима, мне становится страшно, ведь я выгляжу самозванцем и прохвостом, вернувшимся через полтора десятка лет в свой город с намерением облапошить добрых и честных людей.
Дима неожиданно рассмеялся:
- Вот, так облапошил, Остап Бендер да и только. Скажи, великий комбинатор, а к дяде твоему пойдём?
- Боюсь я, Дима, этого визита, ведь в последние годы мы редко с ним виделись, у меня же жизнь, сам понимаешь, была крутая. Сначала я уехал учиться в Кисловодск на массажиста. Два года проучился, а потом ещё на два остался на стажировку. Работал в санатории, там хорошо и на бабки поднялся, ведь отдыхать в этом фешенебельном заведении могли себе позволить одни только олигархи или их семьи, а это в основном бывшие бандиты всех мастей, разбогатевшие артисты эстрады и публика чуть победней из руководящей структуры. Они все платили не хило, бросались бабками, словно они не мерянные. Мне даже стыдно было за зарплатой ходить, потому что чаевые были в сотню раз больше.