Считаю, что с Виктором Соколовым произошёл нервный срыв, связанный с тем, что он получил сильный удар в область затылка, когда находился в значительном алкогольном опьянении. Под воздействием успокоительной серы, в момент возвращения в сознание, он наговорил неадекватные вещи, что и послужило причиной ошибочного первоначального диагноза. В дальнейшем пациент больше не проявлял подобных симптомов, не выказывал агрессивности и не препятствовал ходу лечения.
Уважаемые коллеги, если у вас на этот счёт возникли сомнения, прошу задавать вопросы моему пациенту, чтобы удостовериться в его адекватности на сегодняшний день. Готов ответить на вопросы, если таковые возникнут ко мне.
В зале повисла необычайная тишина, врачи переводили взгляды с меня на профессора и молчали.
Вдруг со своего места поднялась симпатичная Лидия Николаевна:
- Уважаемые коллеги, мне странно было слушать вступительную речь нашего многоуважаемого Владлена Евграфовича, ведь он сам первоначально определил у Виктора Соколова паранойю с маниакально-депрессивными наклонностями. Он сам говорил мне, что пациент затаился и в любой момент может проявить агрессию и неадекватность.
Профессор дал вести мне больного и обещал на примере этого случая помочь мне написать кандидатскую работу. Я не знаю, что повлияло на нашего опытного учёного и известного во всём мире специалиста, но он совершил, на мой взгляд, некорректный поступок, отстранив без особых на то оснований от дела ведущего лечащего врача, то есть меня, и назначил на моё место безусого ординатора. Моему возмущению нет предела, и думаю, что большое собрание поддержит меня и восстановит справедливость.
Один из пожилых врачей с места заметил:
- Лидия Николаевна, Вы возмущены поведением профессора или пациента? Или просто амбиции Ваши зашкаливают?
- При чём тут амбиции, когда налицо вопиющий факт нарушения врачебной этики, произвол руководителя по отношению к подчинённому...
Сидящий рядом с ней мужчина в добротном костюме, вдруг дёрнул за руку разошедшуюся молодую женщину, тем самым усадив её на свой стул, а сам в свою очередь поднялся на ноги:
- Уважаемые товарищи, наше собрание потекло не в том русле и направлении. Думаю, что негоже вести обсуждение подобных вещей перед предполагаемым больным, и это поставим Лидии Николаевне на вид, - мужчина снисходительно оглянулся на зардевшуюся соседку. - С вашего позволения, мы постараемся сделать скидку на недостаток опыта и простить молодого специалиста за проявление чрезмерных эмоций, квалифицируя их как неуместные.
Прошу вас, давайте оперативно подойдём к сути задачи и своими вопросами к пациенту и уважаемому профессору расставим все точки над "i". А если в дальнейшем возникнут недопонимания, противоположные мнения и прочие нюансы, мы их постараемся решить, безусловно, не в присутствии больного.
Речь функционера возымела эффект. Врачи, заинтересовавшись случаем, перешли к перекрёстному допросу. По крайней мере, я так охарактеризовал происходящее.
Я отвечал спокойно, но в основном односложно. При этом полностью отрёкся от того, что нёс в момент прихода в сознание, сам удивляясь, как подобное могло прийти мне в голову, спихивая всё на полученную травму и необычность обстановки, в которой себя обнаружил в момент пробуждения.
Врачи переглядывались между собой, улыбались профессору, и постепенно их напор ослаб, а вскоре и вовсе угас. Кто-то задал вопрос профессору, и тот пространно, с большим процентом в своей речи непонятной мне латыни, стал отвечать оппоненту, и я понял, что моя миссия здесь закончена.
Я расслабился и стал изучать присутствующих с позиции не пациента, а обычного нормального человека. Мой взгляд дошёл до прехорошенькой и злой Лидии Николаевны. Мы не отвели глаз, а с повышенным интересом смотрели друг на друга. Она вдруг извиняюще улыбнулась мне и повернулась к рядом сидящему чиновнику. По всей видимости, это и был её отец.
Пока я созерцал зал и присутствующих в нём, консилиум с моим участием подошёл к концу. Владлен Евграфович вновь обратился к аудитории:
- Уважаемые коллеги, думаю, что вопросы к моему пациенту иссякли, как и ко мне по его истории болезни, поэтому с вашего разрешения я его сейчас отпущу, а мы с вами в рабочем порядке постараемся решить все насущные проблемы, накопившиеся в нашем коллективе.
Я не стал себя долго упрашивать, произнёс слова прощания, поклонился собранию и вышел в длинный коридор, ведущий в моё отделение. В этот момент я услышал за собой цокот каблучков, нагоняющих меня. Я не стал оглядываться, хотя почти со стопроцентной гарантией был уверен, что это Лидия Николаевна.
Уже находясь за моей спиной, она обратилась ко мне:
- Больной Соколов, будьте добры, остановитесь и выслушайте меня...
Я затормозил и медленно повернулся. Интересно, что хочет от меня вздорная красавица?
- Товарищ Соколов, то есть Витя, прости меня, я погорячилась, не держи на меня зла... Ты очень симпатичный парень, и я признаю свою ошибку. Ты скоро уже будешь выписан, и я не хочу, чтобы наши пути-дорожки навсегда разошлись, - и с этими словами она всунула в мою руку клочок бумаги, порывисто обняла и поцеловала в щёку.
С удивлением и улыбкой я смотрел вслед стройной фигурке с гордо посаженной головой, и приятная мысль тешила моё самолюбие: "А что, Сокол, ты опять пользуешься успехом у женщин..."
Глава 17
После консилиума в моём больничном режиме ничего не изменилось. Я принимал с удовольствием прописанные мне оздоровительные, укрепляющие силы и дух процедуры и готовился морально к выходным.
Наконец наступила суббота, и после завтрака, переодевшись в гражданскую одежду с Диминого плеча, я вышел за больничные стены.
Декабрь набирал силу. Снега было немного, но воздух был пропитан лёгким морозцем. Я с наслаждением вдыхал воздух зимы и свободы.
Квартира встретила меня приятным благостным запахом чистоты, но подавляла атмосферой нежилого помещения - моего присутствия здесь ещё не ощущалось.
Первым делом выдвинул нижнюю полку шкафа и достал из тайника дядину солидную заначку. Пересчитав деньги, убедился ещё раз в его бережливости. В кучках банкнот, разложенных на столе, было больше семи тысяч. Я слабо представлял, насколько это крупная сумма для нынешней жизни, но, судя даже по тому, с чем мне до сих пор пришлось соприкоснуться, это были приличные деньги. Тут пока размышлять было не о чем, и я, отсчитав себе тысячу, отправился в ближайший гастроном.
В магазин я вошёл с чувством иностранца, попавшего в торговый центр страны третьего мира. В плохо освещённом помещении пахло селёдкой, молочной закисленностью и свежим хлебом. Покупателей в субботнее утро было немного, не считая мясного отдела, где выстроилась приличная очередь. Лица людей почему-то были хмурыми, продавцы неприветливыми, ассортимент товаров скудным.
Из мясного отдела то и дело доносилась перебранка между мясником и покупателями, в самой очереди также было неспокойно, постоянно шло выяснение, кто и где стоял. Кого-то злобно упрекали, что примазал знакомого, а кого-то распекали, что если встал в очередь, то не отходи, никто тебе не обязан её сторожить и запоминать, за кем ты стоишь.
Солидарность только ощущалась в едином порыве обругивать покупателя, очередь которого приблизилась к мяснику. Нестройный хор голосов выкрикивал возмущённо, что, мол, не задерживай, бери, что дают, и отваливай, не копайся, сказали по килограмму в руки, так по килограмму, а иначе другим не хватит...