Лопнувшая ампулка в теле. Яд, начинающий медленное движение по жилам. Или быстрое. Предатель, сидящий внутри тебя.
И сразу показалось, будто уже кружится голова.
- Я могу вытащить этих парней!
Не спорить, оборвал я сам себя.
Не спорить, не втягиваться в дискуссию.
Не просить.
Ты принял решение.
Выполняй его.
Я прибавил скорость.
В ущелье ничего не изменилось. Да, собственно, и не должно было - это только мне показалось, будто много времени прошло. А на деле-то - минуты.
Впрочем, вру. Спецназовцам эти минуты тоже наверняка короткими не казались.
Много секунд в минуте. Особенно - если тебя две батареи прицельным огнём из-под земли выковыривают.
Я вышел на волну, на которой так недавно слушал виртуозный мат.
- Живы? - спросил.
- Ты кто? - настороженно поинтересовался хриплый голос.
- Летун. Тот, который сука и прочее.
- И что?
- Вас сколько?
- А тебе-то?
Ну вот. Ещё и с ними препираться.
- Вы, крысы наземные, - не отказал я себе в удовольствии. - Сможете жопы свои в леталку за четыре секунды погрузить? Больше я не удержу.
Четыре секунды - тоже та ещё эквилибристика выйдет. Прикидывал-то я на голой интуиции. Штурмовик - он для зависания не предназначен.
А другая леталка не уйдёт из-под батарей.
- В твоего комара? - удивились на той стороне.
- Парни, - сказал я. - Я серьёзно. Я гоню "Шквал". Подставлю вам крыло. Ныряйте в люк. Только быстро.
- Сделаем, - делово отозвался уже другой голос. - Нас семеро живых. Двое ранены. Остальные...
- Трупы не тащить, - отрезал я жёстко. - Завалимся все.
Спецназовец коротко ответил:
- Есть.
Обычно эти ребята тела своих не бросают. Не от сентиментальности. Но то, что с ними делают ирзаи, если находят - лучше не видеть.
Не тот случай.
Вести штурмовик вдоль извилистого каменистого русла, прижимаясь ко дну ущелья, было ощутимо сложней, чем "Стрижа". В какой-то момент я даже подумал, не переоценил ли свои силы, задумывая эту операцию.
Справлюсь.
- Внимание, - просигналил я. - Захожу снизу.
- Готовы.
Я заходил вдоль склона, едва не брея брюхом чахлые кустики травы; движок, запросто разгоняющий тяжёлую махину до космических скоростей, подвывал глухо, потея непривычно на нижнем режиме.
Лишь бы не захлебнулся.
От системы наведения ракетной установки склон меня прикроет. Если не высунуться. А вот от батарей на другом берегу...
От батарей - только броня. Иначе никак. Хорошо хоть, ракетчика с ручником я снял. Если там второго нет.
Ещё хорошо, что из плазменных пушек штурмовик так просто не прошибёшь. Не та весовая категория.
Плохо, что эти пушки я прочувствую кожей.
Настроиться.
"Ты - не леталка, - снова напомнил я себе. - Ты - нейродрайвер, ты - внутри брони".
Всего несколько секунд. Удержать машину. И - можно будет драпать.
Содрогаясь на грани сваливания, "Шквал" медленно выполз в прострельную зону.
***
Штурмовик - тяжёлая машина, даже малый штурмовик. Но все же это - боевая леталка, рассчитанная на почти непредсказуемые условия, с многократно расширенным диапазоном и запасом мощности движка, по манёвренности достигающая максимально возможных для своей массы показателей. Надёжная, хорошо сбалансированная машина. По огневой мощи "Шквал" намного превосходит любой из истребителей; даже не полностью вооружённому, ему ничего не стоило бы стереть с лица земли навязший в зубах посёлок, а уж с полным боезапасом - вместе с половиной горы, к которой он прилепился.
Я знал это, когда брал леталку. Но только сейчас понял, как удивительно, что до сих пор жив. Что мне хотя бы дали время на попытку.
То, что я задумал, действительно выходило за грань возможного. Я признал это в миг, когда две мощные наземные батареи сосредоточили на мне свой огонь.
"Шквал" хорошо защищён. Но тут есть парадокс.
Пилот, управляющий машиной с пульта - даже самый лучший пилот - всегда остаётся за барьером запроектированного. Любой вынужденный шаг через этот барьер - неоправданный риск, потому что он не знает, не может знать, простит ли ему этот шаг леталка.
Нейродрайвер способен заставить машину выйти за рамки предписанного и дозволенного, выложиться до дна, предъявив все заначки, все то, что осталось скрытым для самих проектировщиков. Найти баланс между процентом технологического разброса на микроуровне и случайными перехлёстами, индивидуальными для каждого аппарата. Он способен на это именно потому, что сам чувствует себя леталкой.
Однако пилот принимает решения, сидя внутри машины, защищённый броней. Нейродрайвер открыт; в бою машина - это он. И никакие тренинги, никакие настройки не помогут, если он потеряет сознание от боли.
***
Ад.
Я не верю в бога, но если все же существует ад, то это был он.
Он обрушился на меня. Как удар. Обрушился и остался со мной.
Я полз вверх вдоль вздрагивающего в судорогах склона.
Отчаянно захлёбывалось пошедшее вразнос сердце.
Мир вокруг горел. Нет. Горел я, а мир разбился в осколки, рассыпался на куски, оставив мне только этот склон, боль и неустойчивое равновесие на острие тяги, как на конце иглы.
Пошатнувшееся равновесие. И приплясывающий, расширяющий амплитуду качания склон.
- Летун, эй, летун! - окликнул меня озабоченный голос.
Я понял, что проседаю.
Теряю, уже почти потерял ту точку баланса, что позволяла мне удерживать на острие многотонную махину своего тела.
Теряю вместе с расползающимся от меня миром.
Мгновенно возникло искушение - дать тяги, на последних осколках сознания вытащить себя из этого неестественного, нелепого положения.
Уйти.
- Летун, эй, летун!
Летун - это я.
И я - нейродрайвер. Не леталка. Нейродрайвер.