***
Когда я только разорвал слияние с замершей на площадке леталкой и у открытого люка началась суета, капитан задержался в кабине.
- Летун, помощь нужна? - спросил он.
Я выдавил:
- Нет.
- Ребята перенервничали сегодня. Ты не в обиде?
- Нет.
- Ну, тогда я пошёл?
Я удивлённо поднял глаза. Он у меня спрашивает?
- Я не много понимаю в леталках, - тихо проговорил капитан. - В нейродрайве - ещё меньше. Ты прости, если что не так. Но... В общем, спасибо тебе. И... Да. Спасибо.
Он помялся и вышел, а я так и не разобрался, что же он хотел сказать.
***
Навстречу мне шагнул Одноглазый. Пожевал губами.
- Псих, - изрек весомо. - Правильно тебя народ с ходу-то определил. А я, дурак старый, колебался. Психом тебе и зваться.
Я бы пожал плечами. Но мне было настолько все равно, что я не сделал даже этого.
***
Кажется, мне что-то говорил Тарас. Я уже не слышал. Я шёл в звенящей тишине, и сделал ещё шагов с десяток, прежде чем серый бетон лётной площадки вдруг вздыбился подо мной, рванул навстречу, и уже вблизи я удивился, какой же он, оказывается, ноздреватый и неровный, и Тарас почему-то хватал меня за руки, отчаянно разевая рот в беззвучном крике, это выглядело беспомощно и смешно, но смеяться не хотелось, и я просто закрыл глаза.
6.
Когда я очнулся, первым, кого я увидел, опять был Тарас. Вокруг белели стены лазарета, я лежал на койке, а механик сидел возле меня на табурете, опустив голову, и выражение лица имел усталое и страдающее. Помню, в первый момент я даже подумал - что ещё случилось плохого, о чём я не знаю?
Я не шевельнулся, не издал ни звука, но Тарас вдруг резко поднял глаза - и наткнулся на мой взгляд.
- Данилка, - произнёс он неожиданно тонким голосом. - Данилка. Ты... как, паря, а? Ты меня слышишь? Помнишь? Ты... моргни мне хотя б, что ли?
Губы не хотели меня слушаться, но я собрался с силами и сказал:
- Тарас.
- Ох, - эхом отозвался механик, и его губы, дрогнув, начали расползаться в неуверенной улыбке. - Ох. Данилка?
- Я.
- Ф-ф-уу... - выдохнул он шумно, улыбаясь уже неудержимо, широко и радостно. - Я испугался даже, что мне показалось. Ну ты как, паря? Нормально, а? Ну, скажи ещё что-нибудь.
Отпущенное мной грубое ругательство из арсенала спецназовцев прозвучало в моих устах как-то неубедительно. Тарас, однако, расцвёл.
- Я и доктору говорил - с моим летуном все будет в порядке! - заявил он с гордой уверенностью, которой совсем недавно и в помине не наблюдалось на его лице. - Я и не сомневался.
- Вижу.
- А ты как думал. Ты... тебе, может, воды дать? Ещё чего?
- Только не "ещё чего", - выпалил я торопливо, с лёгким испугом припомнив Тарасовы неисчерпаемые запасы спирта. Слова давались уже легче. - Воды - дай.
- Так я же не про то, - механик даже растерялся слегка, неловко нашарил трубку поилки. - Тут медицина знаешь, как пасёт? Это - потом. Когда тебя выпустят.
- Выпустят?
- Выпишут, хотел я сказать.
Почудилась мне в его тоне нотка неестественности?
- Тарас, не финти.
- Да я...
- Говори как есть.
- Ох ты ж...
- Говори.
- Формально ты - на гауптвахте, - жизнерадостно пояснил Тарас. - Тебе даже пост караульный прямо в палате полагается. Только Док сказал Бате, чтобы не смешил людей, а я сказал, что сам подежурю, а Батя поразмыслил, плюнул - и махнул рукой.
- Вот как.
- А ты думал. Ты тут такого шороху навёл...
- Тарас. Но я ведь спас тех ребят.
- Ты в армии, паря, - вздохнул мой механик. - Соображай. Ты прямой приказ нарушил, штурмовик угнал, напугал тут всех до потери пульса. Да еще Батю обматерил на весь эфир. То, что ты там кого-то спас - дело десятое. На самом деле, ты по гроб жизни должен свою счастливую звезду благодарить, что у Бати нервы крепкие, что тебя ракетой не долбанули да не включили "поводок".
- Не включили... - повторил я. - Ты точно знаешь?
- Конечно, а...
Тарасовы кустистые брови медленно поползли вверх.
- Вон оно как, - протянул он смущённо. - Я и не подумал. Выходит, ты решил, что включили. А потом противоядие вкололи, да? Ох, паря.
- Что? - переспросил я агрессивно.
- Зелёный ты ещё. Счастлива твоя звезда, не ведаешь, по какому краешку походил.
- Да почему?
- Нет никакого противоядия, Данилка, - совсем будничным тоном огорошил меня Тарас. - Эту байку новобранцам рассказывают, чтоб надежда оставалась, чтоб если тот на вылете вразнос пошёл, так заставить с перепугу леталку на базу вернуть. А противоядия нет. У нас уж давно никто не верит. Никто не слышал, чтобы штрафника с включённым "поводком" хоть раз откачали.
- Может, просто не стали?
- Может, и так, - неожиданно покладисто согласился механик. - Я им под черепушку не лазил.
Повисло в воздухе недосказанное: какая, к чёрту, разница?
М-да.
Насчёт того, существует ли вторая капсула, о которой трепались в учебке - с ядом мгновенным - я у Тараса спрашивать не стал. Просто не стал. Должна быть. Возможно, вообще только она и есть. Но...
Не хотел я это знать, да и выслушивать мнение механика не хотел.
Ни к чему.
Вместо этого спросил:
- Давно я тут валяюсь?
- Четыре дня.
- Почему же, если...
- Шок. Док так сказал - какой-то там шок, я слово не запомнил. Нейродрайверные дела. - Тарас улыбнулся чуть виновато. - Ты не волнуйся, паря. Главное - живой, остальное... Ты ведь крепкий. Док сказал - если в себя придешь, восстановишься.
- Конечно.
Я чуть-чуть храбрился. Было бы спокойнее, если бы я смог шевельнуть рукой или ногой.
Ничего. Главное - я их чувствую. И никаких фантомных выбрыков.
Говорить сначала тоже трудно было. А сейчас - нормально.
Ничего.
- И ты что, так со мной тут четыре дня и маешься? - спросил я Тараса.
- Почему же маюсь, - смутился он. - У меня даже раскладушечка припасена. Опять же, от работы отдых.