Однако разбираться я не стал. Поблагодарил Лёнчика.
И, конечно, ни в какой медпункт я не пошёл, а отправился прямиком к комбату. Сил откуда-то прибавилось...
К Бате меня пропустили без слов. Не знаю даже, почему - то ли авторитет сказался, то ли сыграл роль внешний вид после сегодняшнего вылета. Решили, небось, вдруг что-то экстренное...
Экстренное оно и было. Правда, только для меня.
- Ну, молодец явился, - прогудел Батя, едва я вошёл. - Ну, герой. Хочу вот писать на тебя представление на досрочное... Цени! Да... А с чем пожаловал?
Представление на досрочное меня не взволновало - писалось оно уже дважды (если верить Бате, конечно), а приходили вместо ответа медали. Полковник Мосин слово держал - так же и в этот раз будет.
Я сказал:
- Разрешите мне лететь в госпиталь.
Батя, кажется, слегка опешил даже.
- Ну ты... Ты даёшь. Лететь тебе! Только сесть успел! Я вас, отличившихся, вообще хотел до завтра от полётов освободить. И медицина рекомендует... после такой-то мясорубки. А ему лететь! Ты хоть у медиков был?
- Я в порядке, товарищ майор.
- Нет, ну... - комбат покачал головой. - Ну что тут скажешь... - и вдруг рассмеялся, хлопнул себя ладонью по коленке. - Нет, ну псих - он псих и есть, и всё тут. Ты на себя посмотри, герой! Олух царя небесного.
- Разрешите, - повторил я упрямо.
Батя нахмурился. Прищурился, хекнул... и широко махнул рукой.
- Значит, так. Привести себя в порядок - раз. На тесты в обязательном порядке - два. И если всё будет, опять-таки, в порядке... Ладно, чёрт с тобой. Лети. Заслужил сегодня. Вылет в семнадцать-ноль-ноль.
- Пораньше бы. До семнадцати ещё неизвестно что произойти может.
- Ну ты нахал! Пройдёшь тесты - доложишься. Там посмотрим.
- Спасибо, товарищ майор!
Обратно я нёсся, прыгая через две ступеньки. Куда только усталость делась...
13.
Вылетел я в начале четвёртого. Торопился не зря - обещания вроде "освободить от боевых" мы уже проходили. Обязательно стрясётся какая-нибудь дрянь... Я себе места не находил до самого вылета. Но - пронесло.
Ещё я мечтал, что если задержусь в госпитале на часик-полтора-два... Никто особо не придерётся. Вылетел-то раньше; могут у Ская, к примеру, какие-нибудь бумаги оказаться недооформленными? Или процедуры недоделанными... Он-то задержаться не откажется, парень свой... Мелькнула даже совсем уж шальная мысль - сказаться больным и застрять до утра. Ну, это... Посмотрим...
Домчался я быстро, даже слишком - покрутиться пришлось, пока протащили по всем опознавателям. На указанной площадке приткнул леталку меж двумя санитарными. Из одной выскочил летун, обложил меня по-матушке; я удивился сначала - чего это он... Потом сообразил: здесь, оказывается, квадраты краской размечены под посадочные места, только разметку эту пылью занесло, я и не углядел. Ну, подумаешь, вщемился посерединке... Места хватает. Но - вылез, извинился. Летун присмотрелся - и ругаться перестал, замолчал. Ну и ладно, ну и хорошо... Не до него мне было.
Больничную клумбу многострадальную я, конечно, внаглую ободрал. А где ещё цветов было взять? Тут кругом как-то больше колючки, с цветами туго...
Сжимая букет, волнуясь, как первоклассник, поднялся на реабилитационный уровень. Скай подождёт, не переломится. Уже у кабинета вздрогнул от мысли - а вдруг Ро не работает сегодня? Вот тогда - куда кидаться, где искать? Вперился взглядом в график на двери. Перевёл дух: работает...
Вздохнул глубоко, как перед нырком в воду.
Ворвался в кабинет - пусто... "Аквариумы" гудят тихонько, монотонно...
Держа перед собой букет, как таран, прошёл через коридорчик к потайной комнатке, толкнул дверь.
И остолбенел.
Потом, много времени спустя, я стал думать, что, наверное, подсознательно допускал что-то подобное; допускал, что она может оказаться не одна... В конце концов, она была свободной женщиной и никогда мне ничего не обещала... Может, я бы справился с собой - несмотря ни на что, я был ей благодарен.
Но никак я не мог ожидать, что она будет со Скаем.
Сам не понимаю и не способен объяснить, почему именно это меня так потрясло.
Они замерли оба; Скай испугался - надо было видеть, как он испугался.
- Псих... - протянул он и побледнел, будто увидел призрак. - Ты... Только спокойно, Псих... Только спокойно... Ничего не... Я не...
- Пошёл вон. - прошипел я сквозь зубы.
Он исчез - будто испарился.
Роми, закусив губу, дёргаными, неверными движениями торопливо застёгивала халат.
И вдруг закричала тонко, визгливо:
- Не смей меня осуждать!
Я стоял и молчал, пока не удалось усмирить бешеную, сотрясавшую всё тело дрожь, загнать её куда-то в кончики пальцев; руки, безжалостно мочалящие жёсткие стебли цветов, я спрятал за спину. Потом выговорил одеревеневшим голосом:
- Я. Не осуждаю. За что?
- Данил. - она потянула руку к моей щеке, но я отстранился; тонкая кисть беспомощно повисла в воздухе, отдёрнулась.
Я стоял - с мыслью, что нельзя оставаться, но и не было сил уйти; наконец, бросил на топчан изломанный букет - потребовалось изрядное усилие воли, чтобы разжать пальцы; снова спрятал руки...
Роми сказала:
- Я рада тебя видеть, правда. Данил, правда! Данил... Не уходи так. Выслушай меня. Пожалуйста...
Я стоял и слушал, а она говорила, одну за другой ломая в пальцах такие знакомые тонкие сигареты с золотым ободком. Закурила наконец, сломала снова. Закурила другую...
- Я, наверное, не смогу объяснить. Я хотела бы, так, чтобы ты понял. Это так всё... трудно, а понять... Ещё труднее, я знаю, но... Хотя бы выслушай. Всё не так, как кажется... Всё не так! Я виновата, жутко виновата перед тобой, только... Как же мне... Что же мне делать, Данил? Я...
Затягивалась она торопливо, жадно, а потом забывала про зажжённую сигарету, и та догорала; падал на пол, на халат серый пепел.
- Ты мне дорог, Данил. Ты мне по-настоящему дорог. А Скай... Это была ошибка, конечно... Глупость... Я... Ну, я скучала... Нет, не то. Я боялась. Страшно боялась, что могу тебя больше не увидеть. И не потому, что... А просто... Я ведь намного старше. Тебе дадут рано или поздно досрочное, не могут не дать. И что тебе тогда я? Старая вешалка... Я ведь неудачница, Данил. Не в работе, нет. По жизни... Мне всегда нужно было что-то... Чего, казалось, не существует...