– Интерфейс, преобразующий цифровой сигнал в приятный оптическому нерву биохимический вид – мягко говоря, дорогое удовольствие, учитывая что и сам нерв у вас далеко не в порядке. Но если время и деньги, будут, что говорится в правильном сочетании, я вас переоборудую. А сейчас давайте поработаем с настройкой.
Клавиатура, вернее сенсорная панелька, была непосредственно нанесена на бровекомпьютер и имела несколько «кнопок».
Постукиваешь, значит, себя по лбу в разных местах, прохожие тебя за идиота принимают, а на твоем внутреннем экране разворачиваются меню, с помощью которых ты управляешь глубиной цвета, яркостью, разрешением , четкостью, контрастностью, резкостью теней, насыщенностью, короче качеством картинки.
Ваджрасаттва невольно вызывал уважение и страх. Такого наворотил за весьма умеренную плату. Человек работает или за деньги или на другой интерес. Какой другой интерес может быть у Ваджрасаттвы? Скажем, любовь к чистому искусству. Тогда как далеко он зашел в своем творчестве и была ли эта активность подкреплена могучим профессионализмом?
– Как-то мерцает,– нервно переключился Сережа на конкретику.
– Всего лишь мерцает? Прекрасно. Надо просто увеличить частоту развертки, скажем, до сотни герц.
– Послушайте, господин инженер, а ведь изображение никогда не будет объемным, если задействован всего один глаз?
– Кто вам сказал? Просто эффекта объемности добиться труднее. Собственно я устанавливал эту оптическую систему из расчета на то, что вы хороший программист. По крайней мере, так мне вас представила госпожа Дидрихс. Поэтому отнеситесь к своему новому глазу, как к компьютеру на своем рабочем столе. И на этом компьютере установлена операционная платформа, напоминающая Яву-Плюс. Так что добивайтесь желаемого так, как вы умеете, с помощью программирования...
Откуда-то сверху донесся странный звук, будто какое-то увесистое тело шмякнулось о палубу.
– Хм, э, окей.... С глазами вы как-нибудь сами разберетесь, так что перейдем, пожалуй, к теме пальцев.– сказал Ваджрасаттва, явно пытаясь скрыть беспокойство.
А Шрагину стало стыдно, что он забыл про свои пальцы. Наверное, потому что глаза занимают в жизни героя нашего времени гораздо большее место, чем верхние конечности. Для жизнедеятельности
Сереже обычно хватало одного пальца, и, лишь когда надо было высморкаться, требовалось два.
– Первый протез – с чувствительным вибрационным датчиком, который переправляет очень нужную, очень полезную информацию на ваш бровекомпьютер. Если интересуют потребности – то кожа, особенно немытая – отличный проводник.
– А другим пальцем, надеюсь, можно будет ковырять в носу без особых последствий?– пошутил Шрагин.
– Ни в коем случае. Заклинаю вас, не делайте этого никогда.
Тоже что ли шутит?
– Он что, теперь, ядовитый, пропитан цианидом калия в смеси с кураре?
– Хуже.– лаконично и непонятно отозвался Ваджрассатва.
В это время с верхней палубы снова донеслись какие-то малопонятные звуки.
– К сожалению, время моего пребывания в мире людей завершается.
Ваджрасаттва торопливо кинул еще несколько фраз и убежал. Как будто не хотел с кем-то встречаться лишний раз.
А Шрагин стал мучиться с киберглазом, отчаянно стуча себя по лбу, если точнее набирая коды управляющих программ. Настройки системы казались дебильными, цвета были жуткие, разрешение недостаточным, мелькание кадров вызывало головную боль.
Имплантированный экран забрасывал в сетчатку его левого глаза кубы, тетраэдры, параллелепипеды, некоторые из которых – субъективно, но внушительно – были по размерам с небоскреб. И этот небоскреб мог рухнуть на Сережу при малейшей неловкости.
Раз мог, то и рухнул, вызвав неприличный вскрик «япона-мама».
Мозг придумывает боль для нашего же блага, чтобы мы не варили руки в супе и ноги не совали в костер. Мозг Шрагина ошалел и толком не знал, должна ли тут быть боль и какая. Иногда Сереже казалось, что некая острая грань разрезает стекловидное тело его левого глаза и уходит в мозг, тогда дело доходило уже до конвульсий.
Но, что правда то правда, киберглаз был похож на компьютер, так что Шрагину удалось наконец проникнуть в тайны управляющего кода, который, и в самом деле, смахивал на язык высокого уровня типа Ява-Плюс.
Через двадцать минут Шрагин уже уверенно барабанил по лбу, кидая своему киберглазу команду за командой. Через полчаса киберглаз был настроен так, что перешел на автоматический режим и почти не нуждался в неприличных постукиваниях.
Впрочем, оба глаза, и живой, и кибернетический, были по прежнему закрыты и в какой-то момент виртуальные виды стали утомлять Шрагина. Им не хватало той пестроты и мелкозернистости, к которой мозг привык в реале. Пора вызвать кого-нибудь из персонала, чтобы повязку снял. Да и не повязка это, а пластиковая ширма.
На вызов никто не отозвался. На второй тоже. Эй, кто-нибудь, поднимите мне шторки.
Такое ощущение, что команда покинула судно и превратила его в летучего голландца. Неужели те шумы обозначали что-то вроде полицейской облавы на лекарей-леваков? Но сейчас-то вроде тихо, значит, свалили полицейские.
Надо для начала выбраться из этой каюты. Может, где-нибудь все-таки завалялась медсестра.
Шрагин встал, шагнул, ударился о переборку и неожиданно сенсорная блокада была прорвана, он начал различать каюту. Ошеломленный еще более чем при недавнем падении небоскреба, Шрагин не сразу понял, что видеокамеры тут ни при чем. Он видит с помощью большого пальца правой руки, вернее вибропротеза на его месте! Остальное дорисовывает Ява-Плюс...
Палату-каюту заставил проявиться его топот, из-за которого пронеслась по переборкам и палубе волна вибраций, колебаний и дребезжаний – то, что мы почти никогда не замечаем.
Каюта предстала размытыми контурами, но Шрагин быстро дописал интерфейс визуализации и упаковывал входные потоки данных в геометрические формы.
Теперь очертания стали куда более четкими.
Это было далеко от того реала, к которому привыкли нормальные люди, но это был уже отпечаток настоящего мира, и дверь прояснилась, и иллюминатор. Кибернетика, которую ему установил Ваджрасаттва оказалась изощренной, но надежной.