– А теперь покажи мне свою левую ручку,– попросил ошарашенный Сережа, подзабыв даже о черной дыре, нацелившейся на его позвоночник.
– Пожалуйста, – несколько удивленно отозвалась девочка.
У Ани Шерман были все пальцы на месте, все без исключения. Кому же тогда отрезали пальцы? И если Андрей Шерман так и не врубился, кому принадлежит присланный детский палец, то Рита этого не могла не узнать. Хотя бы по анализу ДНК. На момент разговора в Дюссельдорфе, она точно знала, что оба пальца не Анины, но говорила, что Анины. Значит, она хотела вызвать у него психологическую зависимость, она прекрасно разбиралась в его комплексах.
– У кого вы резали пальцы? Кто это был!? – ненависть коротким замыканием пробила страх и получился крик.
– А, пальцы, больная тема...– довольно мирно отозвался Кураев.– Да, не знаю и не хочу знать. Пальцы мы заказывали у
Вахи Абдуллаева, у него там детишек много. Неужели ты думал, что хоть один волосок упадет с головы драгоценной олигархочки Анны Шерман. Она же вся из золота. Хотел бы я быть этой девочкой. Может косички отпустить? Вдруг поможет? Ладно чего я отвлекаюсь, у тебя можно сказать свидание с вечностью, а ты вынужден всякую глупость слушать.
Ствол «грача» перестал покачиваться и однозначно направился в сторону шрагинской головы. Шрагин забыл о дыхании, пол стал уплывать от него.
«Прощайте, люди, мне плевать теперь на вас, но все же не будьте лохами.» На этой дурацкой фразе завершалась жизнь.
Неожиданно в подвале появилось еще одно действующее лицо. Даша.
– А, наша общая знакомая,– хмыкнул Кураев.– Ну, моя будда, хочешь сказать Сереже, что в следующей жизни он родится ослом... Она ведь тебя тоже кинула, дорогой. Кстати, в следующей жизни тщательнее выбирай подружек. Она зачем-то поскандалила с красавчиком Энгельманном и за это получила по попке. После чего раскаялась и подала на помилование. По нашему заданию она сопровождала тебя сюда, довела почти за ручку в эту мышеловку, где в роли сыра выступала юная миллионерша. Да, с этими бабами ничего ведь не поймешь, Серега.
– Как ты могла, Даша? Почему у тебя такое омраченное сознание, ты же ведь буддистка? – Шрагин сразу понял, что задал очередной нелепый вопрос.
– Могла.– просто отозвалась Даша.– Ничего ему не сделается, сознанию-то. Потому что все омраченные дхармы по-просту иллюзорны. Нету ни этого подвала, ни этого Кураева...
– Да, я в этом практически ничего не понимаю.– остановил ее Кураев.– Ты мне потом как-нибудь разъясни, красавица. И ладно, хватит Сережу мучить. Пора уже ему на упокой.
– У Энгельманна другое мнение насчет «пора»,– сказала Даша как бы невзначай.
– Ну и что? Я же не Йошка Динст, чтобы во всем его слушаться... Ах да, чуть не забыл.
В левой руке у Кураева появилась маленькая фотокамера, которой он сделал несколько кадров. Аня Шерман и Сергей Сергеевич Шрагин вместе.
– Это финал. И на финальных кадрах предстали рядышком маленькая беззащитненькая жертва и грозный одноглазый психопат-похититель. И на кой хрен мне сдался сейчас живой Шрагин? То есть, этот противный Кураев? Смотри у него даже мускулатура стала как у меня, и никакого интеллигентского жирка в области гениталий. Я теперь буду душка Шрагин, – Кураев надел очки академического типа.– И программированием, пожалуй, займусь. А вот этому одноглазому монстру хватит уже злодействовать.
– У тебя могут быть очки Шрагина или там трусы Шрагина, но никогда не будет его головы.– сказала Даша и слегка постучала костяшкой пальца по ближайшей деревяшке.– У тебя голова сообразительного зверя, а у него – умного человека.
Энгельманн, наверное, захочет дать ему работу.
– Я вырос на передаче «В мире животных», так что, сравнив со зверем, ты меня не обидела. Зверь, Антихрист, Архивраг – это все для меня комплименты... Да, возможно, наш якобы-гуманист и истинный красавчик Энгельманн хотел бы еще помариновать Сережу. Возможно, он даже не стал бы его сразу потрошить, а попробовал бы использовать как программного аса. Я ведь в курсе уже, что Сережа трудился в команде у этого супер-дупера Сарьяна.
Энгельманн тоже может это узнать и посадит Шрагина программировать биочипы для своих трупаков. Но Антуан никогда уже не выпустит Сережу из тесной шарашки, три на три квадратным метра. Для пущей надежности Сереже оттяпают руки и ноги, оставив клевать клавиши носом. Поэтому я и избавляю Сережку от многолетнего плохого питания и мрачной обстановки, которые все равно приведут к потере человеческого облика и летальному исходу, причем гораздо более мучительному, чем сегодня. И, если хотите, я против использования Шрагина даже теоретически – ведь энгельманновские зомби и мои варвары рано или поздно сойдутся в бою, вот я и хочу помочь своим.
– И ты думаешь, я скажу Энгельманну, что Шрагин убился сам, поскользнувшись на банановой кожуре?
– Почему сам? Убит при попытке к бегству – это классика. И ты ведь, Дашенька, не настолько любишь педерашку Энгельманна, чтобы преданно содействовать всем его изысканиям.
Кураев навел пистолет на лоб Шрагина. Все, с последним громом сейчас разлетится мир. Надо бы о чем-то подумать, вспомнить за одну секунду всю жизнь и дать морально-нравственные оценки всем ее этапам. Но вместо этого Шрагину не удается вспомнить даже то, как он здесь оказался. Затухает пульс, организм сдает дела, перед смертью мало у кого получается закричать или заплакать. Он заметил только, что плачет Аня. Ей и так досталось, а еще на ее глазах разлетятся мозги у дяди Сережи. И...
Кураев упал лицом вниз. Все так быстро случилось. Кажется, Даша, оттолкнувшись от трубы, в прыжке захватила его за шею сразу двумя ногами и крутанула. Сейчас она уже сидит на Кураеве как на пуфике, и ствол ее пистолета приставлен к его затылку. Кураевский же «грач» отлетел в сторону.
– Где та, вторая девочка, у которой резали пальцы?– спросила Даша у размазанного по полу Руслана, пока Сережа стоял подобный столбу.
– У Вахи Абдуллаева.– натужно прокашлявшись, хрипло отозвался Кураев.