К несчастью, я как раз повернулся в сторону двери, чтобы прекратить этот балаган, но не успел — последовал тяжёлый удар тележки в мою голову и сознание, запомнив напоследок посиневшего Арена, с выпученными из трусов глазами, в очередной раз помахало мне ручкой… «Может, тут есть элементы РПГ? И таким способом я прокачаю выносливость?» — мелькнуло у меня в голове что-то дурацкое, напоследок…
В себя я пришёл не в холодной ванне, как обычно, а тут же — в палате. Видимо, сказалось огромное количество ударов по моей голове за последнее время и я стал менее восприимчивым. Так что, насчет прокачки выносливости, я был не так уж и не прав. Даже, если это не РПГ.
Поднявшись на четвереньки, я подполз к Арену и проверил пульс — мужик был жив, просто без сознания. Стринги куда-то запропастились, видимо решив, что убили несчастного и теперь мучились угрызениями совести. Или радовались своей победе и сейчас где-то пели хвалебные гимны во славу нижнего белья.
Я быстренько подполз к девушке. Она тоже была в обмороке и я легонько сдавил её челюсти с боков — приоткрывая рот и выпуская на волю мокрую и перепуганную Грызлю.
Мышь с совершенно диким взглядом забилась под кровать и начала интенсивно умываться и чистить шёрстку. А вот передо мной лежало соблазнительное тело в расслабленной позе, и я мог разглядеть все укромные места. Но, на данный момент, у меня пропало всякое желание мстить.
Нет, я, конечно, ломаю каноны каждую минуты, но всё же у меня есть чувство собственного достоинства! По которому сейчас топтались тяжелыми сапогами два других чувства: мести и сексуального желания. Бой был не равным, достоинство проигрывало. Я тяжело вздохнул, зная, что потом пожалею об этом, и просто легонько похлопал девушку по щекам.
Она приоткрыла глаза, которые, увидев тело Арена, мгновенно расширились от ужаса и девушка открыла рот, готовясь вновь закричать.
— Тихо, тихо, успокойся, — максимально миролюбиво произнёс я, зажав ей рот своей рукой. На всякий случая.
Я улыбнулся и попытался успокоить девушку.
— Он жив, просто без сознания.
По ней было видно, что она мне не поверила, но, тем не менее, всё же кивнула и поднялась. Едва я хотел продолжить приятное знакомство, уже, по обоюдному желанию для чего максимально приветливо улыбнулся, как она сорвалась с места, случайно ударив коленом мне в лицо и выскочила за дверь, потоптавшись по Арену, как по коврику.
Он такого хамства тот очнулся и резко сел, потирая горло.
— Что это было?! — глядя на меня он потёр мускулистую шею.
— Возмездие, мля… Вот и я бы хотел узнать, что за цирк с конями, сонными порошками и изнасилованиями вы тут устроили?! — не остался в долгу я и кое-как сел по-турецки, глядя в глаза санитара. На удивление я мог его слышать, но уши болели, а это значит, что я ничего не понимаю в повреждениях организма.
К моему удивлению, он не стушевался, а начал ржать как конь.
— Понятия не имею что такое «цирк», но в остальном ты прав. Я оказывал ей небольшую, ответную услугу, — он скользнул взглядом по палате, ища орудие своего удушения. — У вас в порядке вещей душить людей трусами?
— А у вас в порядке вещей издеваться над пациентами? — негодовал я. Я, конечно, всё понимаю — классовое неравенство, вседозволенность магов, но должна же быть хоть какая-нибудь логика?
— Если под «пациентами» ты имеешь в виду пустых и расколотых, то да, — он усмехнулся напоследок и тут же как-то резко погрустнел. — Выбор-то у нас не велик.
— Да вы сумасшедшие все! В чём вообще радость от чужих страданий?! — праведно возмутился я.
— Над людьми нашего мира висит постоянный страх потери разума и мало кто из простого народа доживает до сорока лет. Чужие страдания, как ты говоришь, помогают немного отсрочить собственную смерть. Эта борьба за жизнь продолжается уже две тысячи лет.
Я внимательно посмотрел в его глаза. Ненужное, при обычном разговоре, уточнение «наш мир», напрягало меня сильнее, чем ковыряние в мозгах. Но, почему бы не воспользоваться шансом, раз уж он меня раскрыл? Что делать с ним потом, подумаю… потом…
— Скажи хоть, для начала, какой сейчас год.
— Двадцать пятое декабря две тысячи двадцать первого. Ты из будущего?! — в глазах Арена вспыхнул не то, что луч надежды, а целая сверхновая.
— Нет, — я покачал головой, припоминая, что на работу я пошёл четырнадцатого декабря, тоже двадцать первого года. — Скорее, из параллельного.