Я и Оляна отпадаем сразу. Живой фикус — слишком заметно. Хтоническая пиявка — слишком странно. Стринги? Ну это вообще бред — женское бельё посреди ангара или казармы… Хорошо, если только подберут и спрячут! А если будут вытворять всякое и психику трусам поломают? Ну уж нет!
— Грызля, пушистик, вся надежда на тебя, — я бережно принял спустившуюся с моей головы мышку и посмотрел в умные черненькие глазки. — Нам нужно немного масла из больших бочек. Знаешь что это?
Она уверенно кивнула и я опустил её на снег, немного переживая, что её съест сова или другой хищник, но почти сразу успокоился — в таком бедламе животным не до охоты. Мышка убежала, а мы принялись ждать.
За двадцать минут мимо нас прошло четыре патруля, но не один не приблизился больше чем на десять метров к бетонному кубу и не заглянул за него, чтобы нас обнаружить.
— А почему сам вход в лабораторию не охраняют? — я переживал за Грызлю и решил отвлечься разговором.
— Нет смысла, господин. Двухсотметровая шахта разделена на двадцать изолированных частей и в каждой дается только пять секунд, чтобы открыть следующую переборку используя «правильный» резонанс. — ответила Вики, уютно висящая на очень сосредоточенном фикусе, который, судя по всему, пытался поймать кого-то под землёй.
— А если не успеть? — насторожился я.
— Там всё предусмотрено, господин. Часть шахты, где находится лифт, заполняется газом без цвета и запаха, который за минуту вызывает отёк лёгких и мучительную смерть. Сам подъёмник сконструирован таким образом, чтобы раздавить пассажиров и пропустить через их тела большое количество электричества. Дополнительно всё пространство, ограниченное герметичными переборками метровой толщины, нагревается до огромной температуры.
— Напомни-ка мне, чего в той лаборатории есть такого, чтобы рискнуть двадцать раз своей жизнью? — не удержался я от сарказма.
— Двадцать один, господин, — сама лаборатория плотно заминирована и подрывается дистанционно. — без тени иронии ответили красные стринги. — Но там будет один неоспоримый плюс, если мы доберёмся живыми.
— И какой же? — я постарался проигнорировать её «если».
— Там вас не будут искать, господин.
Я призадумался.
«Хотя чего думать?! Выбор небогатый, а бегать среди ёлок мне, честно говоря, уже остопи…» — додумать я не успел — вернулась мокрая, перепачканная маслом Грызля и с торжественным писком сунула мне в руку половинку прозрачной таблетки. Я тут же скинул перчатки и спрятал мышку в своих ладонях, чтобы она не умерла от переохлаждения.
— Борис, — прервал я фикус, чем бы он не занимался… Он вздрогнул и посмотрел на меня, сияя преданностью. — Давай сюда свой корешок — дегустировать будешь. Но если попортишь шкурку Грызле — я из тебя гербарий сделаю!
Подошедший фикус с любопытством просунул тонкий корешок между моих ладоней и нащупал там мышку. Через пару секунд он внезапно затрясся и мгновенно запустил множество корней вслед за первым, больно царапая мою кожу.
Мышь испуганно запищала и я рефлекторно попытался отдёрнуть руки, но Борис вцепился намертво, да ещё и меня опутал корнями до кучи. Между моих очень активно шевелились холодные корни, а Грызля молчала, пугая меня не на шутку.
— Фу! Отпусти! — прошипел я на фикус и тот быстро убрал корни.
Я разжал ладони и замиранием сердца посмотрел на мышку.
Она была жива! Правда шёрстка топорщилась в разные стороны, а выражение мордочки было растерянно-непонимающим, как у студентки, проснувшейся после пьянки в незнакомом месте, в окружении множества парней. Она посмотрела на Бориса таким взглядом, что я не выдержал и прыснул со смеху:
— После того, что ты сделал, — я ехидно посмотрел на Бориса. — Ты обязан на ней жениться!
Фикусу стало стыдно, но Грызля махнула лапкой и начала приводить себя в порядок, а я вдруг задумался: «А какого, кстати, пола мышь?». Если это самец, то получилось неловко.
— Грызля, а ты мальчик или девочка? — испытывая небольшую неловкость, запозлало спросил я.
Она перестала прихорашиваться и, глядя в мои глаза, тяжело вздохнула, повернулась и задрала хвост.
Такого стыда я не испытывал с младших классов школы и поспешно отвёл взгляд. Если бы она до этого вела себя как обычная мышь, то я бы не чувствовал себя извращенцем…
— Самка, господин, — резюмировали трусы главы научного отдела.
«Сама ты самка! Я девочка!» — разразилась нецензурными жестами мышка, глядя в глаза Вики.
«Так, это уже страшно! Если до этого я не понимал — откуда говорили первые трусы, то теперь легко определяю где у Вики глаза и вижу кривые усмешки фикуса. — подумал я, с тоской глядя в ночное, снежное небо. — Похоже дар развивается, вот только радости это не приносит… Ну, по крайней мере у меня появился почти каноничный гарем!»