И это тоже его останавливало, Дрок ждал, когда приду к нему сама. И я понимала, что когда-нибудь его терпение лопнет.
Очень скоро на нижнем этаже обнаружила лабораторию и стала приходить туда каждый день. Сначала наблюдала за работой странноватого, очень худого, неприветливого мужчины, потом стала изучать химические растворы, были и те, что я легко определяла по характе́рному запаху и цвету. Постепенно вспоминая когда-то блестяще сданный курс по медицинской химии. Всё же миры наши были очень похожи и набор химических элементов тоже. Локус Рихт также заинтересовался моими опытами и постепенно мы нашли с ним общий язык. Я обратила внимание на то, что в создании некоторых составов он использовал магию, но так и не поняла принципа. Локус долго мне объяснял, но мне навязчиво казалось, что при нагреве происходили те же реакции. Так что алхимия — наука интересная в этом мире, но оказалась для меня достаточно сложной.
Всё же медицина для меня всегда была ближе, но цели я своей добилась, мне удалось сделать и несколько простых, но необходимых для меня лекарств.
Курт постепенно привыкал ко мне и становился всё менее колючим, но отношения у нас были достаточно напряжёнными.
Он иногда заводился с пол-оборота и выпускал на меня своих озлобленных подростковых гормональных демонов.
Но чаще всего между нами был вооружённый нейтралитет, пока мы вынужденно не остались один на один в городской квартире Дрока, когда у нас заподозрили вспышку крайне заразной местной инфекционной дряни.
Мы просто вынуждены были начать с ним общаться.
Дрок предложил Курту научить меня письму, и мальчишка не смог отказать королю воров.
Однажды он с оглушительным хлопко́м кинул мне на диван дневники Преоки. До этого момента я не видела его уже неделю.
— Её почерк должен стать твоим, — коротко бросил он и внимательно посмотрел на меня. — Ты на неё совсем не похожа, но при словах о Преоке, будут вспоминать твоё лицо. Завтра придёт художник, он сделает несколько фото.
— Она умерла? — и не смогла добавить «из-за меня».
Но Дрок всё прочёл в моих глазах. Подошёл ко мне, наклонился, схватил за плечи, сильно встряхнул и притиснул к себе.
— Ты действительно считаешь меня монстром? — прошипел мне в волосы.
— Я не знаю, — слёзы сами собой покатились по щекам. Я ни разу до этого не плакала с момента своего попаданства. Его эмоции, наложились мои и у меня сдали нервы.
Настолько импульсивным и отчаянно злым я видела его впервые.
— Ты права, я монстр, меня таким сделали, но ещё ни одной женщины я не убивал ради другой, — он отстранился от меня, грузно сел рядом, облокотился на спинку и расхохотался горько и зло.
— Прости, — погладила его по руке.
Обычно такой сдержанный и спокойный, он странно себя сегодня вёл.
— Что-то случилось?
Дрок встал, подошёл к столу и налил виски. Мои внезапные слёзы уже высохли, несколько я смахнула.
— Сын болен. Уже много лет и лекарь говорит, что вылечить его невозможно. Знаешь, что самое идиотское из всего этого? Его можно было спасти ещё несколько месяцев назад, если бы обратился ко мне за помощью, но он не пришёл. Он пошёл к шарлатанке, к лекарю-недоучке, но не ко мне.
Анрис объявился лет десять назад, когда ему было шестнадцать. Король воров о нём не знал.
Мать не хотела воровской доли ребёнку, поэтому скрывала от него правду. Она была достаточно религиозной и считала — худо бедно, но правильно, лучше, чем быстро и кроваво, но на предсмертной исповеди всё рассказала.
Но за своё бедное и голодное детство мальчишка назначил виновным отца.
Дрок сделал всё, чтобы дать сыну всё, что он недополучил в детстве. И его от шальных денег мальчишку понесло. Девочки, глупые пари, жизнь на острие ножа.
Несколько лет назад он взялся за ум. Видимо, как раз тогда заболел и испугался. Стал вникать в дела, ездил с отцом на сговоры, разбирался в учётных книгах.
Несколько дней назад у него начался бред, никто не мог понять, что происходит. Позвали лекаря, который сделал такое страшное заключение.
В результате срамной болезни началось необратимое разрушение мозга. Приступили к лечению, но она так глубоко проникла в организм, что порошки уже не действуют. Скорее всего, перешла в хроническую фазу.
— Дрок, я могу попытаться помочь?
Он посмотрел на меня больными глазами.
— Я лучших лекарей приглашал. Они ничего не могут сделать.
— Значит, мы ничего не теряем.
Я подошла к нему со спины, помассировала плечи, шею.
— Попробуй, Лида. И если у тебя получится спасти моему сыну жизнь, я буду твоим должником.