- Я хотела, чтобы ты услышал, как я пою. Но я всё равно знала, что ты в этих своих дурацких затычках.
- Я слышал, как ты играешь на пианино. Это божественно. Если бы ты научилась при этом не петь, люди могли бы дослушивать твою игру до конца и при этом не умирать.
- А мне всё равно, пусть умирают. Зато услышат моё пение.
До того, как обрести паранормальный голос и попасть к нам, Сирена пела и играла на всех видах музыкальных инструментов. Она мечтала выступать перед большой аудиторией, в концертном зале. Но, на прослушивания её не принимали. Да и в небольшой кампании её талант часто оставался незамеченным. Как-то раз она всё же выступила на небольшом концерте, играя на скрипке. В какой-то момент ей начало казаться, что никто её не слушает, и это настолько разозлило Сирену, что уровень злости сорвал демоническую планку, навсегда изменив её отношение к своим слушателям. От этого Сирена прямо на концерте запела так, что её услышали все, даже те, кто спал. Наполненный злости и раздражения голос обрёл свойство физически воздействовать на людей. Этот небольшой концерт стал самым кровавым за всю историю, когда у всех слушателей разом взорвались головы.
- Вот Генри меня без этих затычек слушал. Он говорил, что так ему нравится куда как больше, и голова у него после этого даже не болела. - заявила Сирена.
Мистер Генри Грин - так его полное имя, на самом деле оказался единственным человеком, который мог спокойно слушать демоническое пение Сирены. При этом он мог делать это целый день.
Сирена поступила к нам на реабилитацию с первичным заключением от исследовавшей её Лоботомик Корпорэйшн. В личном деле пациентки говорилось, что для недопущения снижения её настроения до уровня депрессии, необходимо назначить прослушивание пения. Мы отправляли на проведение этой процедуры сэкономленные нами кадровые излишки по мере необходимости. Так что время от времени после этого приходилось отмывать комнату Сирены от мозгов её слушателей. Такова была цена за реабилитацию нашей пациентки. Но, пообщавшись с Сиреной лично, мистер Грин внёс очень важные поправки в предписанные для неё рекомендации. Он поставил скобочки вокруг слова (пение). После этого в комнате Сирены появилось пианино, и дежурная смена врачей могла по очереди, или кому как нравилось, прослушивать игру Сирены на пианино, не привлекая для этого расходный персонал. Ведь от звуков пианино никто не умирал. Конечно, любой из нас, проводя прослушивание, соблюдал меры собственной безопасности, защищая свои уши от паранормальных шумов берушами фирмы Хай-Тек Сайленс Технолоджи. Но это почти не влияло на эффективность процедуры. На мистера Грина соблюдение правил мер предосторожности не распространялось. Просто при общении с Сиреной он немного хитрил. Секрет мистера Грина был в том, что он был глухим и ничего не слышал, находясь в её палате. При этом ему удавалось убедить мисс Сирену, что ему безумно нравится её пение, что в значительной мере повышал уровень её счастья.
- А хочешь я спою любимую песню Генри? - спросила меня Сирена.
- Конечно хочу.
Она с готовностью повернулась к пианино, театрально подняла руки вверх, и опустила вниз на клавиши, выдав первый аккорд. После этого в комнате вновь повисла тишина. Я поправил беруши, понимая, что высокие технологии на этот раз ни при чём. Сирена пару минут сидела в неподвижной позе, при этом, не издавая никаких звуков. Я терпеливо ждал. Наконец, она повернулась снова ко мне, давая понять, что исполнение закончено, и спросила моё мнение:
- Тебе понравилось?
- Но ведь ты сейчас не играла на пианино.
Она засмеялась в ответ и объяснила мне:
- Я так часто подшучивала над Генри. Ты думаешь, я не знала, что каждый раз, перед тем как войти в мою палату, он выключает свой слуховой аппарат? А когда я поворачивалась к нему, он начинал мне восхищённо аплодировать.
Меня это откровение поразило. Я и подумать не мог о том, что для мисс Сирены является наиболее важным при её прослушивании.
- Но ведь тебя это утраивало.
- Конечно. С Генри я чувствовала себя, как это выразиться... свободно. Ты понимаешь, я не боялась экспериментировать, придумывать что-то новое. Я знала, что как бы я не исполняла свои песни - ему это обязательно понравится.
- А как же объективная оценка? Разве тебе не интересно знать, как на самом деле воспримут твою музыку те, кто может её услышать?
- Ну, это вам, психиатрам должно быть интересно. Я играла для Генри, и ему это нравилось.
Логика была железная, и тут не придерёшься. Хотя это убеждение сломало все мои представления о значении критики и объективной оценке поступков. Мои размышления на этот счёт оборвало шипение радиостанции, висевшей на поясе у меня за спиной. Марина выходила на меня из дежурной комнаты: