— Вот за это ему и спасибо!» (52, 43). Мораль: если ему все ставится в заслугу, тогда его заслуга и в том, что его не было во времена нашего счастливого детства.
Еще более выразительна другая шутка из книги Телесина: — Кто твой отец? — спрашивает учительница Вовочку.— Товарищ Сталин!
— А кто твоя мать?
— Советская родина!
— А кем ты хочешь стать?
— Сиротой! (52, 94).
Любой, кто над этим смеялся, определенно знал, что Сталин так или иначе жестоко поступал с детьми Советского СоюзаГлава 8 Особый интерес Сталина к ногам
— Что вы, — ответил Хозяин, — сапоги — это очень удобно. Можно так ногой пнуть в морду, что все зубы вылетят.
И засмеялся…» (12, 94). На месте того, кого можно «пнуть в морду» так, чтобы сшибить с ног, мог оказаться и ребенок, такой, как его маленький сын Васька, которого он постоянно пинал ногами. Сталин, казалось, ассоциировал сапоги с простым, пролетарским социальным происхождением. Он любил носить брюки, «заправленные в сапоги, как это делали русские рабочие до революции» (10, 339). Айно Куусинен, которой пришлось провести некоторое время со Сталиным на Черном море в 1926 году, описывает характерный сталинский жест и последовавшую за ним реплику: «Когда Сталин однажды расслабился, он хлопнул ладонью по сапогу — я никогда не видела, чтобы он носил что-то, кроме сапог, — и крикнул: «Я здесь только один настоящий пролетарий, потому что моя фамилия заканчивается на «швили». Все остальные грузины в партии — аристократы или буржуи, поскольку их фамилии кончаются на «идзе» или «адзе» (180, 30). Сталин имел в виду таких людей, как Орджоникидзе или Ломяяадзе, в противоположность Джугашвили. По его мнению, только «швили» может быть сапожником, отсюда и подчеркнутый удар ладонью по сапогам. В этот момент он показал, что гордится тем, что его отец был представителем рабочего класса. Его гордость своим пролетарским происхождением доказывается также другими свидетельствами (см.: 150). То, что Сталин отдавал предпочтение сапогам, было хорошо известно среди его коллег. На этот счет ходила такая шутка: — Почему Ленин носил ботинки, а Сталин — сапоги?— При Ленине Россия была загажена лишь по щиколотку (52, 15).
Соратники Сталина, должно быть, чувствовали, что он имел особое отношение к ногам как таковым: «Мы в насмешку называли его «левой ногой Ленина» (13, 233; ср.: 292, 135). Очевидно, имелось в виду странное упрямство, с которым он одно время отстаивал позиции Ленина (сравните с выражением «встать с левой ноги», что соответствует «быть не в духе»). А возможно, им было известно о дефекте его левой ступни: («второй и третий пальцы левой ноги сращены вместе» — из документа царской охранки (212, 201;ср.: 162, 57). Кротков (179, 35–55) рассказывает историю, которая ходила в высших правительственных кругах после войны. Один из ночных телохранителей Сталина надевал тапочки, чтобы не потревожить спящего Генсека. Когда Сталин это обнаружил, то приказал арестовать телохранителя. Он был обвинен в намерении, тихо подкравшись, убить Сталина. Эта история очень характерна для параноидального характера Сталина. Даже если ее и не было в действительности, она показывает, что соратники Сталина понимали, насколько он был чувствителен ко всему касающемуся ног. Еще один случай (который, возможно, отражает реальные события) описан в недавно опубликованном романе Анатолия Рыбакова «Дети Арбата» (44, № 4, 98). Во время ссылки Сталин перестал разговаривать с товарищем, который смеялся над его привычкой спать в носках. Рыбаков объясняет эту привычку особой чувствительностью Сталина к сибирским морозам. По-видимому, писатель не знал о дефекте левой ступни Сталина, который он, вероятно, хотел скрыть от своих соратников. В советской среде слова «гуталинщик» и «гуталин» означают грузина или другого кавказца или азиата. Тот факт, что эти прозвища в разговорах применялись к Сталину, показывает осведомленность о его социальном происхождении (см.: 30, 105; 196, 36). В то же время буквальное значение этих слов позволяет судить о понимании особого отношения Сталина к ногам. Сталин, конечно же, никому не собирался позволять наступать на себя: «Надзиратель Тиникашвили топтался на берегу. Он не знал, как ему быть. Прыгать он боялся. Вдруг в воду попадешь. Разуваться надзирателю перед школьниками казалось неудобно. Coco, глядя на него, посмеивался. Потом разбежался и перепрыгнул на другой берег.