свобожденной от царского правления и объединенной с другими кавказскими республиками. Он также верил в использование терроризма для достижения политических целей. Он безмерно восхищался Сталиным и отдавал ему должное в организации многих вооруженных ограблений («экспроприации»), совершенных революционерами на Кавказе. Однако он добавляет, что его собственная группа организовала ряд ограблений, включая знаменитый налет на сокровищницу Душет, который, по словам Давричеви, принес 375 000 рублей. Давричеви также уверяет, что в какой-то момент Сталин пытался увлечь его большевизмом. Несмотря на очевидную слабость и уникальную политическую позицию, мемуары Давричеви являют нам молодого Сталина, что служит подтверждением других доступных источников. Кстати, Давричеви является «l'aviateur Zozo» в воспоминаниях Павла Игнатьева «Ma mission en France» (163). Агурский (66) также полагается на Давричеви.
Примечания к главе 5
1. См. также: 75. 182; 130, 224; 288, 336; 75 258–259; 126. 26; 292. 438–439; 83, 160 и да лее; 114, 485–486; 181, 82.
2. 170. 248,303;292,436–437, 453, 459; 291 110; 288, 376; 75, 45, 167, 220, 244, 277, 307 211,331.
Примечания к главе 6
1. Конечно, еще Зигмунд Фрейд концептуализировал развитие сознания или идеального эго (суперэго) как отождествление с различного рода агрессорами (см., напр., 133, XIX, 34–35). Но работа сознания (чувства вины) задействует интернализацию агрессии, то есть агрессия направлена на себя (ср.: 185, 208). Когда агрессия не повернута на себя, а направлена наружу, мы имеем отождествление с агрессором в его примитивной форме. Иногда неясно, направлена ли агрессия вовне или же на себя. Примером может служить поведение Бухарина на суде. Бухарин сделал двусмысленное признание, которое могло бы быть понято как признание и как эзопова атака на сталинский режим (103, 375 и далее). Другими словами, агрессия была направлена как внутрь, так и вовне. Боннард (88) воспринимает признание Бухарина как пример «отождествления с идеализированным агрессором». Но Бухарин идеализировал не сталинскую агрессию, а большевизм.
Есть указания на то, что в сталинский период отождествление с агрессором стало широко распространенным явлением среди политически активных индивидов. Например, обсуждая смену Ярославским политических цветов после атаки Сталина в прессе, Такер говорит: «Простого признания в ереси было недостаточно; еретик должен был присоединиться к инквизиции. Только вступив в ряды обвинителей, он мог рассчитывать, что его отречение будет воспринято серьезно. Обвинение других в контрабанде троцкизма подчеркивало истинность чьего-либо «настоящего» большевизма — иными словами, сталинизма. Покаяние, вслед за которым следовало обличение, становилось ритуалом в советской политической культуре. Одним из многих примеров является публичное отречение Ярославского от своего друга Минтса» (296, 362).
Ритуал «покаяния, вслед за которым следовало обличение», во многих случаях, должно быть, задействовал психологический процесс отождествления с агрессором, уменьшающим беспокойство. Конечно, агрессор имитировался. Что касается вопроса, было ли задействовано отождествление (то есть существовали ли более глубокие, подсознательные процессы за простым осознанным и циничным оппортунизмом), то это следует рассматривать в каждом отдельном случае.
2. Дополнительно об отождествлении с агрессором см.: 127, 481; 185, 208–209; 82, 78–82; 78; 174, 245–246. Сделав его восприимчивым к отождествлению с агрессором, плохие отношения Сталина с его родителями (особенно с его агрессивным отцом) предрасположили его к следующим личностным чертам (некоторые из них
перекликаются): 1) макиавеллизму (197, 132; 121, 144; 99, 333—37); 2) авторитаризму (65; 121, 30–34; 134, 164 и далее, 207 и далее); 3) этноцентризму (65); 4) антисемитизму и другим формам расовых предрассудков (там же).
Многие биографы Сталина соглашаются, что эти черты действительно были свойственны взрослому Сталину. Но насколько я знаю, ни один из биографов никогда не ссылался на обоснованные статистически исследования личности, которые я только что процитировал. Такер упоминает глобальный труд Адорно и др. «Авторитарная личность», но полагает, что он в основном применим, к «авторитарным последователям» (то есть потенциальным последователям фашизма), а не к авторитарным лидерам (291, 23). Однако Сталин сам являлся последователем — особенно Ленина, даже когда он поднимался в иерархии большевиков. Помимо этого психологические труды, на которые Такер опирается, такие, как количественно не подтвержденная работа Эриксона и Хорни, больше предназначались для приложения скорее к последователям, чем к лидерам. И наконец, основное фрейдистское/лассуэллианское предположение, которое делает Такер в своем исследовании Сталина, а именно что ранний семейный опыт крайне важен для понимания последующей общественной деятельности, и является предметом исследования в «Авторитарной личности». Например, Эльза Френкель-Брунсвик нашла в этом труде, что «предубежденные субъекты имеют тенденцию говорить об относительно строгой и пугающей домашней дисциплине, которую им пришлось пережить, будучи ребенком» (см.: 65, 385). Исследователи соглашаются, что у Сталина было предубеждение по крайней мере в отношении евреев, если не всех других народов.
3. Так же, как и Хорни в своем исследовании «садистских наклонностей» (158, 191–216) или в исследовании «высокомерной мстительности» (159, 197 и далее).
4. Другие также показывают ясное понимание того, как Сталин отождествлял себя со своим агрессивным отцом. Например: «Незаслуженные, ужасные избиения сделали мальчика таким же жестким и бессердечным, как его собственный отец» (164, 12, курсив мой. — Д. Р Л.). См. также: 126, 26; 93, 224; 286, 24.
5. Многие связывают мстительность Сталина с тем, что в основе его поведения лежит традиционная грузинская культура (см., напр.: 170, 248; 260, 51; 220, 14; 288, 415; 224, 25; 75. 274; 314, 401). Это вполне законно, так как среди народов Кавказа существует давняя традиция кровной мести и платы кровью (69, 275–277; 183, 30–33). Сталин, конечно, был осведомлен об этой традиции и мог таким образом поощрять свои мстительные чувства. Однако сами мстительные чувства являются психологическим явлением, а не просто культурным артефактом. В личностном развитии Сталина грузинская традиция только усилила их проявление, а не являлась их истинной причиной. Безусловно, большинство грузинских товарищей Сталина не были столь мстительны и злопамятны. Насколько я смог выяснить, постоянные избиения маленьких детей отцами не являются существенной чертой грузинского воспитания. Но, как мы видели, это было характерно для воспитания Сталина. Давричеви говорит, что худшим наказанием для детских друзей Сталина, получаемым ими от их отцов, был «громкий шлепок» (112, 74).
6. Садизм Сталина должен был бы задействовать отождествление не только с прошлым агрессором, но и с жертвой, то есть с тем, против кого в данный момент направлена агрессия. Одно отождествление не исключает другое. Но характерное для садизма в целом отождествление с жертвой (133, XIV, 129; 277, 98; 185, 402) было в случае Сталина довольно незначительным по сравнению с отождествлением с агрессором. У большинства людей оно более ярко выражено и приводит к актам сострадания, а не к жестокости. Можно сказать, что Сталин отождествлял себя со своими жертвами только для того, чтобы отвергнуть это отождествление. Иными словами, личность Сталина была настолько захвачена ощущением того, что он является жертвой (чувство неполноценности и т. д.), что он был вынужден постоянно ' избегать этой своей подлинной тождественности путем отождествления с агрессором.
7. Если бы была возможность вызвать Сталина из могилы и побеседовать с ним на кушетке аналитика, было бы интересно выяснить, связана ли его озабоченность ногами/сапогами (см. ниже, главу 8) как инструментами насилия с дефектом его левой ноги. И было бы интересно узнать, является ли его поддержка философии «бей кулака», а также его садистское отношение к «кулакам» и другим крестьянам в начале 30-х годов следствием дефекта его левой руки. Я подозреваю, что эти связи существовали в мозгу Сталина, но у меня нет никаких свидетельств, кроме психоаналитической интуиции.
Примечания к главе 7
1. Это совсем не означает, что «межвозрастное трансмиссионное объяснение» является единственным объяснением жестокого обращения с детьми (так же, как не является единственным объяснением, почему Сталин бил своих детей). Как показывает Бельский (81), существует множество факторов, вызывающих жестокое обращение с детьми (например, поведение самого ребенка, социальные ожидания и т. д.). Кауфман и Зиглер (167) считают, что вероятность жестокого обращения с детьми в шесть раз выше в семьях тех родителей, которых самих подвергали жестокому обращению, чем у населения в целом. Удивительно, что многие сторонники «межвозрастного трансмиссионного объяснения» не осознают, что они в подобных случаях имеют дело с отождествлением с агрессором. Но это никоим образом не является единственным примером того, как психологи-бихевиористы пренебрегают уроками психоаналитиков.
Предполагается, что Сталин не бил свою дочь, свою любимицу Светлану. Она уверяет, что он ударил ее «впервые в жизни», когда ей уже было семнадцать лет и она встречалась с евреем старше ее, которого Сталин не одобрял (71, 169). Но это не очень правдоподобная история. Сама Светлана известна ее склонностью бить св