К этому следует добавить, что предшествующие упреки Фрейда, высказанные Шпильрейн по поводу ее биологизма, были обусловлены его ориентацией на исследование собственно психических феноменов. Но и эта ориентация, вполне понятная и объяснимая в период отстаивания «чистоты» психоаналитического учения о человеке, впоследствии претерпела изменения, когда Фрейд не исключал возможности обращения к биологическому материалу. В той же работе «По ту сторону принципа удовольствия», где он ссылается на Шпильрейн, основатель психоанализа подчеркивает, что от биологии можно ожидать самых неожиданных и потрясающих открытий, в результате которых может разрушиться так искусно построенное им здание психоаналитических гипотез.
Еще один, весьма существенный и значительный источник обращения Фрейда к русской культуре связан с именем Лу АндреасСаломе (1861–1937). Это была неординарная по своему духовному развитию и уму, красивая женщина, сумевшая очаровать и пленить таких разных по характеру, образованию и мировоззрению людей, как Ницше, Рильке, Фрейд. С немецким философом она познакомилась во время своего путешествия в Рим в 1882 году, написав позднее о нем книгу «Фридрих Ницше и его труды» (1894). С Рильке – в Мюнхене в 1897 году, опубликовав впоследствии работу «Райнер Мария Рильке». С австрийским врачом-невропатологом – на психоаналитическом конгрессе в Веймаре в 1911 году, изложив свои впечатления о дружбе с основателем психоанализа в эссе «Моя благодарность Фрейду» (1931).
Лу Андреас-Саломе (Луиза Густавовна) родилась в Петербурге в семье генерала русской службы. Не будучи по своему происхождению русской, она в то же время провела детство и юность в России, впитала в себя любовь к русской культуре и, став впоследствии писательницей, проживающей в Европе, поддерживала тесные связи с русской интеллигенцией и пропагандировала философско-религиозные идеи, находящие свое отражение в русской литературной мысли. В 1911 году в возрасте 50 лет она начала изучать психоанализ, год спустя написала первое письмо Фрейду и с тех пор на протяжении 25 лет, вплоть до своей кончины, постоянно поддерживала дружеские отношения не только с основателем психоанализа, но и с его семьей, особенно с его старшей дочерью Анной Фрейд (1895–1982), ставшей со временем известным детским психоаналитиком.
Многолетняя переписка между Фрейдом и Лу Андреас-Саломе, его знакомство через нее с поэтом Рильке, визиты, отнюдь не единичные и порой весьма продолжительные, Лу к Фрейду, а его дочери Анны к ней – все это не могло не способствовать обращению основателя психоанализа к русским сюжетам. И это действительно так, поскольку Лу Андреас-Саломе постоянно вносила русские мотивы в эмоциональную и интеллектуальную жизнь Фрейда.
В своих письмах Лу Андреас-Саломе и Фрейд затрагивали многие темы, касающиеся главным образом различных аспектов психоанализа, будь то проблемы неврозов, сновидений, сексуальности, символической интерпретации языка бессознательного. Фрейд делился своими идеями и сомнениями в связи с развитием метапсихологии, обоснованием концепции личности, пониманием существа религии и культуры, изданием тех или иных работ. Его корреспондентка высказывала свои взгляды по поводу психоаналитической трактовки различных феноменов, одобряла Фрейда во многих его начинаниях, с восторгом отзывалась о его публикациях. Наряду с чисто психоаналитической тематикой Лу АндреасСаломе и Фрейд обменивались мнениями о политических событиях, касающихся Первой мировой войны и особенно Февральской и Октябрьской революций 1917 года в России. Она писала о своих переживаниях в связи с происходящими в России изменениями и той трагедией, которая, по ее мнению, имела место в этой стране. Он пытался осмыслить существо радикальной политики и революции в ее «фатерлянде», на ее «старой родине», а также сообщал о своем русском пациенте Панкееве, который после прохождения первоначального курса лечения и с развязыванием Первой мировой войны оказался его «врагом» и мог убить ушедшего на фронт его сына, но оба оказались живы и «юный друг» вновь намеревался приехать к нему на лечение.