Вот к чему идет дело, и неплохо бы нам это в конце концов осознать. Хотите вырастить змею — растите себе на здоровье, но зачем же пригревать ее на своей груди или ласково называть ее исцеляющей змеей Эскулапа?! Пора уже сорвать с психоаналитика белый врачебный халат. Пора уже, прислушиваясь к странному гулу и подрагиванью почвы — нашего морального основания — у нас под ногами, по крайней мере присмотреться к тому зданию, что так легкомысленно и беззаботно возводим мы над своей головой.
Помню время, когда в испуганном ожидании мы наблюдали за Фрейдом, тогда еще только отправлявшимся в рискованное путешествие на окраину человеческого сознания. Он искал неизведанные истоки таинственного потока сознания. Бессмертная фраза бессмертного Джеймса[5]! О, этот адский поток, размывавший берега моей юности! Я чувствовал, как он струится сквозь мой мозг, втекая через одно ухо и вытекая через другое. Я ощущал, как он наполняет мой череп и, подобно гомеровскому Океану[6], омывает мое постигающее самое себя сознание. А иногда мне казалось, что он, этот поток, бьет ключом из моего мозжечка, а затем пронизывает все извилины моего «большого» мозга. О, этот страшный поток! Откуда он приходит и куда уходит? О, этот пресловутый поток сознания!
Скажите, мог ли кто-нибудь оставаться равнодушным, когда Фрейд, как всем нам тогда казалось, вдруг добрался до самых истоков? Всеведущий наблюдатель, он вдруг шагнул из мира сознательного прямо в мир бессознательного, отсюда — прямо в никуда. Он сумел пройти сквозь стены сна — и вот мы уже слышим, как он с шумом разгребает завалы в пещере сновидений. Непроницаемое становится проницаемым, бессознательное перестает быть ничем. Оно уже не ничто, а сон, стена тьмы, в которую упирается прожитый нами день. Идите прямо на стену, и вы увидите, что на самом деле никакой стены нет. Это просто сгусток тьмы у входа в пещеру — пещеру изначальной кромешной тьмы, где гнездится поток сознания.
С замиранием сердца мы наблюдали за тем, как Фрейд исчезал в той пещере тьмы, называемой нами сном или подсознанием, в том океане тьмы, где само наше «дневное» сознание — лишь пена на его волнах. Фрейд уверенно продвигался к истокам. Мы видели, как уменьшалась в размерах несомая им свеча, колеблясь во мраке. А потом с нетерпением ждали его возвращения и, как обычно в подобных случаях, надеялись увидеть чудо. И он вернулся, прихватив с собой ворох снов. Широкий выбор товаров по сходной цене.
Но, о небо, что за товары! Что за ассортимент! Что за сновидения. Бог ты мой! Что за хлам оказался в той пещере! Лучше бы нам не видеть этого! Мы не увидели ничего другого, кроме огромного, скользкого змея по имени секс, кучи экскрементов и мириад мерзких, маленьких страхов, кишащих между сексом и экскрементами.
Неужели это и все? Неужели Великое и Таинственное Неведомое, называемое нами Сном, не содержит в себе ничего, кроме этого? Неужели там, в изначальных сферах нашего бытия, нет хоть сколько-нибудь привлекательных духов? Увы, ни единого! Даже трудно вообразить себе тот невыразимый ужас, который испытывает человек, когда перед ним не только разворачивается весь процесс вытеснения[7], но и торжественной поступью дефилирует вереница чудовищ, им же самим и «вытесненных». Здесь и мании с кляпом во рту, связанные по рукам и ногам, и всяческие сексуальные комплексы, и торможения, связанные с фекальными отправлениями, — все эти монстры из сновидений… Мы пытаемся от них избавиться — но куда там, они уже тут как тут, они зримы, конкретны и осязаемы. Эти скопища отвратительных уродов пожирают наши души, становясь причиной неизлечимых неврозов.
Мы и раньше подозревали, что устроены внутри не лучшим образом, но не могли себе представить, до какой степени. Однако во имя исцеления и в качестве панацеи от всех недугов мы готовы были полностью принять все это. И если это лишь результат болезни, мы уже полностью были готовы разобраться в ее причинах. Психоаналитик обещал развернуть перед нами весь свиток наших комплексов, с тем чтобы наши навязчивые идеи испарились, а кошмары, вынесенные на свет, рассыпались в прах. Нас убеждали, что стоит только вывести наши ночные страхи в светлое поле сознания, как они немедленно начнут сублимироваться. То есть превращаться в… как бы это сказать… в нечто такое, чего мы пока еще точно не можем назвать. Но главное, что они каким-то образом должны сублимироваться. Обаяние нового слова столь велико, что мы согласно киваем: да, да, мы понимаем, это процесс сублимации[8]. И больше уже ни о чем не спрашиваем. Если наши комплексы в результате их трансплантации в светлое поле сознания действительно подвергнутся сублимации, что ж, тогда совсем другое дело, тогда самое лучшее для нас — это согласиться на подобную операцию.
5
6
7
8