Мозг — это, если угодно, преобразователь динамического сознания. Он преобразует этот творческий поток в некий фиксированный код. И потом выдает нам расшифровку и «распечатку» в виде неких графических символов, которые мы именуем представлениями, понятиями и мыслями. Он продуцирует новую — идеальную — действительность. Мысль — это иная, статическая целостность, иная единица механически-динамической и материально-статической Вселенной. Жизнь сбрасывает с себя мысли, как дерево сбрасывает пожелтевшие листья или как птица на лету теряет перья. Мысли — это иссохшее, омертвевшее, ненужное нам оперение: они мешают нам непосредственно соприкоснуться с окружающей нас Вселенной и представляют собой одновременно и изолятор и инструмент для подчинения себе окружающего мира. Разум — инструмент, необходимый для работы других инструментов: он не имеет отношения к творческой деятельности.
Пробуждаясь к жизни в качестве конечного результата и последней инстанции, разум чувствует себя весьма самоуверенно. «Слово стало плотью и сразу же стало в позу», — как съязвил по этому поводу Норман Дуглас[28]. Именно так и происходит. Ум, будучи по самой своей сути автоматически действующим механизмом, присваивает себе прерогативы жизни. Он даже пытается влиять на самое жизнь, полагая, что может ее «собрать» или «разобрать». «В начале было Слово…»[29]. Это самообольщение разума. Слово не может быть началом жизни. Оно конец жизни, опавший лист. Разум — тупик жизни. Но он обладает всей механической силой неживой природы. Он мощный двигатель механической суперсилы. Взяв себе в сообщники волю, он даже пытается навязать жизненному сообществу свою механическую правильность и свой автоматизм, каждое дерево обкорнать до формы геометрической фигуры, а каждого человека — до состояния хорошо смазанного механизма. И вот мы уже видим, как мозг, подобно мошной динамо-машине или аккумулятору энергии, аккумулирует механическую силу и при помощи этой механической силы пытается контролировать живое бессознательное, подчиняя все спонтанное определенным автоматическим принципам, называемым идеями или мыслями.
А человеческая воля помогает разуму в осуществлении этого усмирения и этой стерилизации. Мы ведь толком так и не знаем, что такое человеческая воля. Мы только знаем, что это некая функция, свойственная всякому живому организму, функция самоопределения. Это довольно странная функция души, способная задавать самой себе нужную направленность. Воля — это действительно та функция, которой каждый индивид наделен с самого момента зачатия для осуществления определенного контроля как над органическими, так и над любыми другими, в том числе происходящими автоматически, процессами своего собственного развития.
Изначально эта функция никак не зависит от разума. По своему происхождению она представляет собой чисто спонтанный фактор самоконтроля живого бессознательного. Можно предположить, что изначально, до возникновения разума, воля и сознание — одно и то же. Можно даже предположить, что воля нам дана как важный гармонизирующий фактор, фактор, предотвращающий автоматизацию развивающейся души.
Спонтанная воля мгновенно реагирует на чрезмерную циркуляцию каждого отдельно взятого жизненного потока — любого потока, и этот факт известен психоанализу. Что же до вырождения спонтанно-жизненной действительности в механически-материальную, то против этого автоматизма всегда должна бороться живая человеческая душа. Воля — это сила, которой обладает каждое индивидуальное «я», сила, достаточная для того, чтобы выйти из-под власти автоматизма.
Но когда свободная душа действительно переживает кризис, воля отождествляет самое себя с одним из механически циркулирующих потоков. Тогда развивается комплекс, паранойя. И вот уже перед нами начальная стадия безумия. Если отождествление продолжается, болезнь принимает серьезную форму. Возможны неожиданные расстройства основных психических функций, подобные приступам эпилепсии. Или может возникнуть любое другое из известных психических заболеваний.
Вторая опасность заключается в том, что воля может отождествить себя с разумом и стать инструментом разума. В этом случае вступит в силу тот же самый процесс нарастающего автоматизма, с той только разницей, что протекать он будет медленнее. Разум будет пытаться заполучить контроль над каждой органически-психической циркуляцией. Спонтанное течение будет нарушено и заменено автоматическим.
28
29
Там же, 1-й стих первой главы. Сопоставление этих двух стихов ясно показывает, что евангелист под Словом (греч «Логос» — «слово» в смысле «закон, первосущность») имеет в виду Иисуса Христа, но это общеизвестное богословское положение для Лоуренса и его современников как бы не существовало (в силу их неприятия основ христианства), и они трактовали Слово, о котором говорит евангелист, просто как «слово» — лексическую единицу языка или символ языка и разума вообще (ср. вышеприведенную фразу Дугласа и стихотворение Н. С. Гумилева «Слово», где так прямо и написано: