Человек — изменчивое существо, и вместе с ним меняется значение слов. Многое сегодня воспринимается иначе, чем в прошлом, а многое попросту исчезает, преобразуясь в нечто иное. Если нам и кажется, что мы знаем, в каком мире живем, то это лишь потому, что перемены переносят нас в преобразившийся мир столь стремительно и вместе с тем незаметно.
Мы вынуждены мириться с тем, что все в нашей жизни решается большинством, подавляющим большинством. Да, именно так: все в нашей жизни решает толпа, толпа и еще раз толпа. Уж она-то в точности знает, что пристойно, а что непристойно. Можете ли вы представить себе, чтобы десять миллионов человек из низших классов ошибались, а какие-то десять человек из высших классов были правы? Это же абсурд! Зачем, в таком случае, нужны были бы законы математики?! Так что давайте голосовать! Поднимем руки, подсчитаем голоса и тогда узнаем, в чем заключается истина. Vox populi, vox Dei. Odi profanum vulgus! Profanum vulgus[4].
Сказанное сводится к следующему: если вы обращаетесь к толпе, то ваши слова будут пониматься только в том значении, какое вкладывает в них толпа, то есть в значении, установленном большинством. На этот счет одни человек рассказал мне в письме, каким образом вопрос о непристойности решается американским законом, причем Америка собирается применять эту правовую норму на практике. А решается этот вопрос очень просто (и уверяю вас, дорогие читатели, что это не анекдот, а реальные факты — ведь толпе лучше знать, что пристойно, а что непристойно!). Так вот, согласно этому закону к крайне непристойным могут быть отнесены вполне безобидные и широко употребляемые слова — например, те, что рифмуются со словами «чудак» или «ручка». Причина вот в чем.
Предположим, типограф, набирая слово «чудак» или «ручка», допустит ошибку и поставит «м» вместо «ч» в первом случае и «с» вместо «р» во втором. В таком случае человек этот совершит, в глазах широкой американской общественности, непристойный, неприличный, даже разнузданный поступок, и набранный им текст будет квалифицирован как порнографический. А ведь с широкой общественностью не поспоришь, будь она хоть американской, хоть британской. Vox populi, vox Dei, знаете ли. А если не знаете, широкая общественность вам подскажет. В то же время этот самый vox Dei до небес превозносит кинокартины, книги и газетные публикации, которые даже такому закоренелому грешнику, как я, кажутся отвратительными и непристойными. Я вынужден, подобно истому пуританину или благочестивому ханже, воротить от них нос и стараюсь глядеть в другую сторону. Когда непристойность становится слащаво-приторной, чтобы облечься в приемлемые для публики формы, и когда vox populi, vox Dei становится сиплым от пронизывающей его сентиментальной скабрезности, мне ничего иного не остается, как уподобиться фарисею и держаться от всего этого как можно дальше, чтобы не заразиться и не запятнаться. Липкий, зловонный деготь — вот что мне это напоминает, и меня не заставишь к этой мерзости прикоснуться.
Сказанное опять-таки сводится к тому, что перед каждым из вас рано или поздно возникнет дилемма: либо принять сторону большинства, сторону толпы, либо не делать этого; либо подчиниться мнению vox populi, vox Dei, либо заткнуть уши и не слышать его непристойного воя; либо корчить из себя шута на потеху широкой публике, Deus ex machina[5], либо отказываться кривляться перед нею — разве что изредка, чтобы подурачить или позлить этого неповоротливого, порочного монстра.
Когда вы задаетесь вопросом о значении какого-нибудь слова, пусть даже самого простого, не торопитесь с ответом. Потому что каждое слово имеет по меньшей мере два значения, относящиеся к абсолютно разным категориям. Первое из них — это такое значение, которое вкладывает в слово толпа, тогда как второе — это индивидуальное значение слова. Возьмем, например, обычное слово «хлеб». В понимании толпы это продукт, который выпекают из муки в форме буханки или булки, а потом едят.
4
5