Впрочем, ложь — это все вместе взятое. Мужчина в личине напускной женственности все равно полностью остается мужчиной. А женщина, произнося речи в парламенте или патрулируя улицы с каской на голове, все равно полностью остается женщиной. Они лишь играют роли друг друга, и им кажется, что качается стрелка компаса между полюсами. Но это вовсе не так: просто сам компас перевернулся на сто восемьдесят градусов. От этого северный полюс не стал южным или оба — полусеверными, полуюжными.
Разумеется, женщина должна твердо придерживаться свойственной ей естественной эмоциональной позитивности. Но тогда и мужчина должен твердо придерживаться своей собственной позитивности бытия, и действия его должны быть не «домашними», а мужскими, не посвященными целиком и полностью благу женщины. Он должен сохранять свое состояние искренней, страстной позитивности бескорыстного бытия, исполнять свой высший долг — долг воплощения своих собственных глубочайших импульсов, в чем он должен давать отчет одному лишь Богу или своей собственной душе, вовсе не беря в расчет женщину. Это его первичный, изначальный долг перед своей же собственной глубинной душой. И когда он раскинет свой стан — стан своей подлинной, а не фальшивой божественности, — туда войдет женщина, поднимет дирижерскую палочку, и в исполнении бравого джаз-банда[66] дружно грянет музыка прежде расстроенных чувств.
Мужчина останется мужчиной, сколько ни напяливай он на себя нижних юбок томности и нежности, сколько ни украшай он себя жемчугами чувствительности. Ваш большеглазый, чувствительный мальчик, гораздо более нежный и любящий, нежели его черствая сестра, все равно остается мужчиной, уверяю вас. Хотя, может быть, мужчиной «испорченным», так что мать с ним хлебнет еще лиха, а жена — уж тем более.
Разумеется, самое важное — это гармония полов. Мужчина должен следовать импульсам своей души, должен всего себя отдавать делу своей жизни, порой рискуя ради него и самой жизнью, а женщина не должна претендовать на то, чтобы быть высшей целью мужчины.
Следуя религиозным импульсам своей души, мужчина в своей жизненной деятельности возносится ввысь, выше женщины. В этой своей высшей жизненной деятельности он подотчетен одному только Богу. Он не должен останавливаться, не должен думать о том, что ему есть что терять: жизнь, жену, детей. Он должен нести вперед свое знамя, не думая о том, что он может потерять весь мир и еще шесть миров, со всеми женами, матерями и детьми в придачу. Отсюда Иисусово: «Что Мне и Тебе, женщина?» Каждый мужчина должен иметь мужество сказать это своей жене или матери, коль скоро его ожидает работа или миссия, исходящая из его души.
Но, опять-таки, мужчина не настолько глуп, чтобы свершать свои подвиги по двадцать четыре часа в сутки. Иисус, Наполеон или любой другой великий мужчина — все они обязаны приходить домой к вечернему чаю и, переобувшись в домашние тапочки, сидеть за столом и глядеть, как зачарованные, на собственных жен. Ибо у женщины есть свой собственный мир, своя позитивность: мир любви, нежности и других глубоких и нежных чувств.
И каждому мужчине приличествует по временам надевать домашние туфли, расслабляться и полностью отдаваться своей женщине и ее миру. Нет, не предавать ради нее своей высшей цели. Но отдавать самого себя — всего лишь на время — своей женщине, своей верной подруге.
Вот откуда то недоумение, которое вызывает у нас Кант[67], всю жизнь бесконечно разглагольствовавший и неутомимо писавший, словно машина, и мещански-расчетливый Наполеон[68], который развелся со своей Жозефиной, чтоб породниться с Габсбургами, — или даже Иисус со Своим: «Что Мне и Тебе, женщина?» Он обязан был бы добавить: «… сейчас, в это время суток». Все они — в той или иной мере — были неудачниками.
Глава IX
РОЖДЕНИЕ СЕКСА
Предыдущая глава формально была отклонением от моей главной темы. Теперь мы снова возвращаемся к ней. Надеюсь, мои рассуждения показались вам убедительными, а моя логика — неопровержимой. Хотя, конечно, все относительно.
66
67
68