За нашими спинами кто-то отчетливо и весьма уважительно произнес слово:
– Берсеркер!
Мы прикрыли собой хороший кусок пространства. Стали двумя шеренгами. Рыцари впереди, щит воткнут в песок, сзади стрелки со своим нехитрым оружием. Стоим, опираясь на длинные копья, знамена развернуты, флажки трепещут. Сарацинское войско надвигалось снизу, и мы смогли оценить соотношение сил. Поучалось примерно один к четырем-пяти, как я и думал.
Справа, я отметил, держался де Луаре со своими несчастными фламандцами. Лошадей отвели подальше, не хватало их потерять.
– Жаркое намечается дельце, – проговорил кузнец Жозе, стоящий справа от меня, по его лицу ручьем тек пот. Он был полностью закован в собственного изготовления латный доспех, хотя и не принадлежал к рыцарскому сословию, как по мне так немного переусердствовал, одно дело, когда ты верхом и совсем другое сражаться в этом железе пешим. Слева молился Рауль, каталонец. Он был смугл и высушен как доска. Похоже жара на него не оказывала никакого воздействия. Сейчас госпитальеры перемешались с нами. Сейчас ощущалось, что перед Богом реально все были равны. Неизменный Гарольд меланхолично опирался на щит, словно раздумывая использовать его или нет в предстоящей мясорубке, и я склонялся ко второму варианту.
Франциско я сразу и не признал. Он вышел из наспех поставленного шатра над которым установили знамя в компании Лузиньяка. Оба выглядели торжественно и благочестиво. Наш монах наконец-то нарядился, как подобает, в шикарной кирасе украшенной лилиями и тонком вышитом странными крестами белом плаще поверх нее. Он сидел верхом на абиссинском черном жеребце и двигался к нам со стороны обоза, выполнявшего сейчас функцию заслона для арбалетчиков, но заслона условного, ибо крики боли доносились и оттуда по мере увеличения интенсивности обстрелов со стороны сарацинских лучников.
В руках у монаха был отливающий серебром шлем, который он не спешил надевать. Красавец! Где он все это взял? Разве что в личном гардеробе командора. Что делать, у францисканцев везде свои люди и снабжение на уровне. Мы с моим верным германцем были одеты попроще, хорошо хоть оружие досталось добротное, хотя Гарольд и сетовал на отсутствие лишнего двуручника. Он всегда мечтал поработать с двумя мечами сразу, но все как-то не подворачивался удобный случай. А я представил себе Гарольда попеременно работающего двумя этими монстрами и воображение нарисовало совершенно жуткую картину.
Со стороны лагеря сарацин неприятно и резко задули в дудки, это конным лучникам дали приказ отойти. Они сразу же прекратили свое хаотическое передвижение и организованно свернули в сторону лагеря.
Сарацины запели, если этот немелодичный вой можно было назвать пением. И двинулись вперед.
Я оглядел строй, он выглядел непоколебимым и внушал уверенность. Кровь стыла в жилах от этого пения, несмотря на жару, но я знал, что это сейчас пройдет, так и случилось.
– За веру! Мы не отступим ни на пядь! – это де Грасси. Ему ответил нестройный шум голосов, на миг перекрывший пение детей пустыни.
Сарацинское мертвенное пение не умолкало. Они пошли на приступ. Откуда-то из глубины резко забил гонг. Их было много примерно три к одному. Я увидел, как барон собирает тяжелых всадников вокруг себя, он явно вознамерился нанести прямой сокрушительный удар в самом начале драки, чтобы располовинить пехоту противника. Их легкая кавалерия никак не могла бы препятствовать этому. Но вот пехота… Дышать стало трудно, а тут как на грех на нас поперли во всю мощь крепкие парни в кожаных доспехах, вооруженные кривыми клинкам и круглыми небольшими щитами, причем и тем и другим они действовали достаточно ловко.
Гарольд тоже тяжело дышал и смотрел на все отрешенным замученным взглядом. Не такой войны он хотел, и я его прекрасно понимал.
– Скажи, я вот тут подумал…
– Ого…
–Не смейся! Это серьезно. Вот интересно, если я истово молился, долго, а Божья милость не снизошла ко мне, это что значит, что я молился недостаточно, или …
– Что или?
– Наш Бог, слаб?
– Гарольд!
– Я серьезно.
– Это ересь, Бог не может быть слабым, потому что он всесилен. Понимаешь всесилен. Он сам решает, кому помогать, а кому нет.
– Даже сарацинам?
– Причем тут сарацины?
– Как причем? Почему он помогает им? Один никогда не стал бы этого делать!
Я сделал паузу и шумно вобрал в себя воздух, этот ревностный северный язычник сведет меня когда-нибудь с ума.
– Гарольд пойми, он не помогает сарацинам, он отворачивается от нас. Иногда, понял?
Гарольд шел, низко опустив голову, и молчал. Задумался, это хорошо.
–Как же все это сложно, – наконец произнес он.
На том беседа и кончилась потому что, дико завывая, противник пошел на приступ.
Это было красиво, художник вознамерившийся описать эту битву был бы доволен. Белые плащи рыцарей неуклонно складывались в кулак. Минута и вот они двинулись навстречу сарацинскому гонгу. Перестраиваясь на ходу в клинообразное построение. В передних рядах мелькнул серебряный шлем нашего монаха. Медленно неуклонно, все набирая темп.
– Похоже, наше время не пришло… – несколько разочарованно произнес Гарольд.
Я кивнул.
И как выяснилось зря. Пришло, ох как пришло!
– Рыцари отойти к лошадям! – колокольный бас Лузиньяка пронесся над ущельем.
Вот и нам занятие. Гарольд сплюнул на руки и подмигнул мне заговорщицки.
– Это дело!
Конников набралось ровно 22. Это с командором и нашим блистательным монахом.
– Клемент! – позвал он меня. Я уже был в седле. Вблизи Франциско был не похож сам на себя. Это был совершенно другой человек. Даже вечная смуглота куда-то сошла с его лица. Потом присмотревшись, я увидел, что лицо его натерто чем-то белым, что и создавало это ощущение бледности. Зачем все это? Снова какой-то ритуал?
–– Послушай меня, рыцарь, не знаю, кто выберется из этой мышеловки, на всякий случай, я хочу чтобы ты знал…
Я вопросительно поглядел на него, монах да нет, как есть кардинал или магистр Ордена тени, кто знает, что у них там за иерархия, и это красное перо…
– Временем можно управлять. Тот, кто создавал наш мир, это умел. Мы тоже это умеем, но никто не знает об этом, и я не знал до недавних событий… – он криво ухмыльнулся и прежний Франциско проступил сквозь кардинальский лик, – … То, зачем мы находимся здесь, помогает в этом, заложенном внутри, каждого из нас умении.
– Как так?
– А так, Господь же умеет?
– Наверное…
– А нас создавал он по образу и подобию своему…
– Возможно. Как вас величать теперь ваше…
– Перестань, – это уже прежний Франциско ответил, – для тебя и Гарольда я всегда останусь францисканцем Франциско… В общем, так. Следи за мной внимательно, и если что-то случится…
– Подбери Реликвию и доставь… А кстати кому? Ваше святейшество… И что у вас с лицом?
– Клемент, все шутишь. Впрочем, так и надо. А с лицом… Это маска смерти… Сегодня мой день.
Я не знал что сказать. Просто заткнулся.
– Если встретишь братьев, скажешь, что я любил их…
– Они знают, я думаю.
– Да.
Подъехал Лузиньяк и вопросительно поглядел на нас. Внизу уже вовсю рубились пехотинцы.
Оппа, а у нас, похоже, сменился командор! Вот это да!
– Пора? – это Лузиньяк спросил у Франциско.
– Пора, – откликнулся тот.
– Рыцари на коней!
И мы поскакали.
Около часа мы кололи пиками, рубили мечами, отбивались щитами. Противники падали, истекая кровью Падали и мы. Обе стороны горячо молились на десятке разных языков и наречий, и алыми розами были устланы дороги на небеса для тех, кто не пережил тот день.
Удар наш был мощен и силен. Несмотря на численное превосходство, враг рассеялся и стал позорно отступать. Даже гонг захлебнулся.
Эх, не бывать ихнему командиру султаном. Еще восхитила меня слаженная работа арбалетчиков, кажется, ни один болт не пропадал у них зря. А тут еще мы в броне…
Нет, мусульмане сопротивлялись, их было много, но вскоре на лицах у них возник благоговейный ужас, а это было первым знаком нашей победы.
Франциско носился над полем брани подобно бледному ангелу смерти, он был великолепен, как и Гарольд, сменивший неудобный меч на тяжелую кованую секиру.
– Ариман! Ариман! – вопили сарацины, завидя его окровавленную бороду.
В конце концов, они побежали. Это был разгром, полный и беспрекословный. Какое-то время мы преследовали их, те кто остался в седле, потом решили поберечь лошадей и преследование прекратили.
Фанатики, прекрасно проявившие себя в ближнем бою, теперь бродили по полю боя и с видимым удовольствием да под молитву добивали раненых не забывая мародерствовать.
Гарольд сидел на сером камне, напоминающем трон, и тупо глядел на свою секиру. Он был похож на большого уставшего пахаря в конце трудовой недели. Но никто не спешил к нему с кувшинчиком вина и краюхой хлеба.
Но не успели мы перевести дух, как с той стороны, куда спешно ретировались сарацины, появились воины Чина…