— Фрагмент обыденного в ИСС:
Утро в плавнях Ингулки. В полной тишине начинают прорезаться звуки. Издалека, с рассветной стороны. Сначала я чувствую их соотнесённость с Предвечным звуком, ибо они исторгаются самой Природой. Потом понимаю, что это гуси. И не просто гуси, а гусь с гусыней ведут семейный разговор. И разговор этот понятнее, открытее, бесхитростнее, чем человеческий. Я откликнулся на него сердцем. Гуси пролетели прямо над головой.
Завороженность прервал кум Серёга. Его слово не было соотнесено с Предвечным, но зато сказано от души. Он сказал, что таких как я… на охоту брать нельзя.
ТРЕНИНГ
Святилище было подготовлено Посвященными. Они трижды обошли алтарный камень, стуча посохами в такт молитве. Торжественно воздели руки к Небесам — ив камень упёрся столб голубого сияния, пока видимый только для них.
В предвычисленный час Входящие стояли кольцом вокруг алтарного камня. Их молчание слилось, сплелось с тишиной ночи. Равные с равными, тени среди теней.
В недвижный ночной воздух ударили лучи взошедшей из-за гор луны. И громкий, мощный крик приветствия Селене огласил округу. Старец взошёл на камень, погрузившись в голубое свечение, и воззвал древнего Бога — Творца Мироздания.
Бог проявился. Тысячи золотистых нитей протянулись от каждого из посвящаемых к центру, слились в Старце, устремились по голубому каналу вверх. Энергия Творца стала вливаться в каждого.
Она заполнила стоящих в кругу людей. И они перестали бояться друг друга, они взялись за руки, стали светом среди теней. По живому кольцу, убыстряясь, вбирая в себя силу каждого и отдавая её каждому, устремился золотистый вихрь. Он становился всё плотнее и в какой-то миг, когда "бублик" обрёл ровный золотой цвет, он оторвался от сотворивших его и всплыл над их головами.
Люди обрели общность, через которую оказались готовы к спасительному сотворчеству. И это немедленно отозвалось в сердце каждой живой твари в лесу. И каждая исторгла из себя звук приветствия обретшему себя Человеку.
Знак: на всех окружающих горах возле реки Каги (Башкирия) завыли волки. Местные жители с удивлением рассказали нам на следующий день, что даже старожилы не помнят такого случая
— Штрихи в обыденном сознании:
Бог родился не вчера. Единый, но не один и тот же, он явил Мир и являлся в Миру. Это не прошло не замеченным для людей. Замеченное стало сердцем религии.
Но обращенные в организацию, религиозные смыслы немедленно становились политическими. Произошло извечное: свет породил тени. Тень породила ревность. Ревность позволяла ощущать Бога только тем, кому это дозволено церковным начальством.
И тогда Бог умер (Ф. Ницше). Его место заняли так называемые "объективные" законы. Это стало верхом субъективизма. Цивилизация погрузилась в экспресс технического прогресса, который повёз нас в никуда.
Сегодня никто не имеет права объявлять монополию на духовный поиск. Сегодня ясно, что он должен быть предельно глубок по времени.
Бог родился не вчера. Его, разнесённого во времени, событиях и людях, вспыхивавшего в Пророках и Святых, надо собрать в целое. И нет в Мире иной площадки для такой сборки кроме человеческого сердца.
ТРЕНИНГ
Сначала я прислушиваюсь к Другому своими руками. Меня интересует, какой он в своём сокрытом истинном, духовном исполнении. Сначала меня не интересует, как он, другой, понимает себя. Важно то, как я понимаю его. Я не даю ему, другому, никаких оценок, я просто хочу его понять. Так, как я это смогу сделать.
И как только я достигаю в своём желании силы, я его понимаю. Точно так же, как, достигнув силы, легко отрываю себя от земли и лечу над ней.
Это понимание рождает синхронизмы наших сознаний. Синхронизмы становятся Третьим. Сказано: "Там где есть два верящих в Меня, я среди вас — Третий".
Человек не может говорить с другим человеком иначе, чем через Третьего. Это стало особенно понятным после открытия Виртуального мозга. А значит, говоря с человеком, мы говорим с Богом и через Бога. Понять друг друга иначе, чем через Бога, человеку не дано.
Однако Третий, присутствующий в режиме "один к одному", хрупок и несложен. Куда интереснее ощутить себя в режиме "каждый к каждому". Для этого я переношу своё внимание на каждого члена группы. И каждый поступает так же. Создаётся куда более сложная конструкция, которая является рукотворным мозгом группы. Как только это мне удаётся, я оказываюсь подключённым к мощной виртуальной информационной конструкции. И это броском выводит моё сознание на новый этаж: восприятия. Я начинаю чувствовать свою протяжённость во времени, событиях, сознании, смыслах и чувствах. Я родился не вчера. И умру не завтра. Если о смерти и рождении имеет смысл говорить вообще. Я без труда ощущаю свой веер воплощений и обретаю ещё один этаж синхронизмов. Этот этаж отстранён от чувственности. В нём присутствует только высоко духовное начало, опыт Высшего тела, пронесённый через тысячелетия.
Я легко продвигаюсь во времени и воплощениях, как маг, пришедший к Пределу.
Подо мной — пустыня Земли, надо мной — пустыня неба. Я недвижим в тишине. Но внутри — потоки мгновенных энергий и мгновенного внутреннего действа. Я вышел на поединок со смертью. Фиксирую состояние "маг, готовый к прыжку".
— Фрагмент в обыденном:
Некогда единый образ мира учёные со временем раздробили на мелкие фрагменты. Погружённый во фрагмент не в состоянии увидеть целое. А человек по природе целостен. Дробя образ мира, мы дробим человека, так как внутренние информационные потоки соответствуют внешним [подробнее — А.М. Степанов]. Наглядно это состояние внутреннего мира человека чётко схвачено художником и мыслителем Марком Гресь в его гравюре "Смерть Гулливера".
Разобранный на запчасти Гулливер выглядит как чудовищное нагромождение фрагментов. Когда-то из наук выделилась философия. Она взяла на себя задачу связывания, обобщения исследований. Делаться это стало глубоко научным методом притягивания наук друг к другу за уши, как отец-родитель притягивает шкодливых детей. Но дети выросли, и уши либо выскользнули, либо оторвались.
Науки остались сами по себе. А философия стала наукой об ушах. Поскольку это никому не надо, стала существовать за счёт бюджета. Но существующий за счёт бюджета учёный-гуманитарий не может создать ничего, кроме теории всеобщей халявы.
Первое же столкновение с конкретной человеческой аудиторией и конкретным человеком становится демонстрацией его, этого учёного, ненужности. Об этом — рассказ В. Шукшина "Срезал".
На следующий, наступивший век перед человеком, как Родом, стоит задача, противоположная той, которая была в веке минувшем. Гулливера предстоит собрать воедино и оживить. И тогда Гресь нового времени нарисует картину "Воскрешение Гулливера".
— Фрагмент в ИСС:
Я — Гулливер. Занемогший. Предо мной — масса озабоченных лилипутов. Настраиваюсь на них. И — о ужас! — я не нахожу ни одного, кто бы мог подумать обо мне, как о едином существе. Никто из них просто не дорос до этой мысли. Я для них — чужеземная, инопланетная машина, которую они собрались разбирать, но боятся подходить, пока она работает.
Их глаза смотрят в мои, но лишь с целью прикинуть, какие устройства надо подготовить для их выковыривания из глазниц. Остальные в деловом азарте примеряются к другим частям тела.
Но не так ли и я, Гулливер, относился к громаде явленного мне мира?
И аз воздам.
Итак, функция собирания человека не по плечу ни философии как матери наук, ни её измельчавшим деткам. Они создали такую информационную среду обитания, в которой царствует сознание работника пилорамы и пилорама как инструмент познания. "Ленин был из породы распиливающих, обнажающих суть вещей" (Е. Евтушенко).
Зрелым в этой среде считается человек, способный спилить дерево и не способный понять другого, тоже что-то пилящего. Задача воскрешения — в обратном. Нужен человек, способный понять другого и не способный спилить дерево. И среда обитания, в которой человек растёт от понимания себя к пониманию другого. И от понимания другого к пониманию того, кого мы раньше собирались расчленить.
Раздел 4. Под пределом