Даже великий 3. Фрейд явно сдрейфил перед возможностями внушения в гипнозе и заменил его суррогатом — психоанализом. Психоанализ оказался ни чем иным, нежели титанической попыткой науки сделать обыденное сознание вечным Генеральным Директором Бытия.
Однако психоаналитик не годится магу даже в подметки. Он — ребенок, который слепо шарит под елкой и находит там только то, что ему давно подложили маги. А найдя — радуется и взахлеб рассказывает деду-магу, какой он умный. На что дед «искренне» реагирует. Маг не имеет «настоящих» политических взглядов, потому что хорошо видит цель любой власти — то есть власть.
Сложно говорить о счастье. В обыденном счастье всегда должен быть элемент неосознаваемого щенячьего восторга и синичьей наивности. («Вот оно, глупое счастье, с белыми окнами в сад» С. Есенин). У Преображённого — мага счастье тоже есть — но оно имеет другую мерность. Речь идет не о неосознаваемом существующем элементе, а скорее — об осознаваемом, но пока несуществующем. И, кроме того, из плоского “хорошо — плохо" маг выходит в дополнительные мерности оценок — например: хорошо-то хорошо, но неуместно, т. е. ничего хорошего. Это превращает счастье из точки на линии в пятно на плоскости, а затем — на форму в объеме. И тогда выясняется, что общепринятое «счастье» есть фрагмент совсем другого чувственного образа. От этого счастья становится тоскливо. Однако, если не останавливаться и не обгонять, то счастье всегда будет на стороне Совершенного. А тоска только оттенит его рисунок.
ПЕРВЫЕ ШАГИ. ФРАГМЕНТ В ИЗМЕНЕННОМ СОСТОЯНИИ СОЗНАНИЯ
Мое тело было тряпичным. И даже сердце было болтающейся на ветру тряпкой. Этот ветер и поддерживал какое-то подобие жизни. Ощущение куклы было полным и безраздельно царствовало в физическом теле.
Так уже было когда-то. Но я тогда подходил к огромной металлической кукле «Бекфайра» и, включая автоматы защиты сети, начинал начинять ее жизнью. То там, то здесь в теле машины взвывали гироскопы и силовые установки. Вот зашевелились плавники рулей, и он Создан — мощный живой организм, приспособленный для поединка с небом и равновеликий планете в том смысле, что может существовать как отдельное физическое тело.
Но кто подойдет ко мне? Мне, воскресшему в духе, но не в теле?
Грохотала гроза. Она была за полотном палатки. Мир был отделен от меня тряпкой. И тогда я вытащил своё тело-куклу и неверной походкой подошел к Алтарному камню. Я взмолился Единому — о даровании жизни в теле. И небо раскололось прямо над моей головой, молнии плотно утыкали землю вокруг. Живительный дождь хлынул водопадом — но не только вне, а прямо через меня. Вода ревела и бурлила шлепала по камню и пузырилась на воде Инзерро. Она была не просто наполнена жизнью — она и была жизнью. Я хватал ее ртом, как потерявший надежду странник, умирающий от жажды посреди пустыни, не веря, что это не мираж. Я видел, как медленно, но победно ее структуры начали селиться в моих мертвых клетках, «зажигая» их то здесь, то там сложнейшим узором. Вода — это и есть настоящий огонь, зажигающий жизнь. Вот уже в теле не осталось ничего, не захваченного структурностью.
Вот уже структура обрела независимое существование, начался процесс ее самореализации, выражающийся в появлении иерархий.
Создались и раскрутились вихри чакромов, обретя цвета и звучание. Оживленно заговорили органы, над головой вспыхнули тела отражения и преображения. Он — был воссоздан во плоти — живой организм, приуготовленный для Божественной беседы и равновеликий Универсуму в том смысле, что и сам он стал Универсумом.
В порыве великого Прозрения я воздел руки к небесам и с кончиков пальцев в них истек сигнал — отзвук Воплощения нового и Благодарения.
Гроза миновала так же резко, как и началась. В небе косо повисла радуга. Она была похожа на венок, который примеряет на себя молодая кокетка — Земля, глядясь в зеркало неба. В лесу запели птицы. Было чудно. Но чудо, как итог — не есть чудо, как акт его творения. Чудо лишь как итог неосмысленно, не возблагодарено. Жизнь есть чудо, оценить которое с позиций итогового, обыденного сознания нет никакой возможности. В нём она просто откуда-то на нас «упала» и воспринимается как данность, о происхождении которой спорят те, кому нечего делать. Для Совершенного, участвовавшего в сотворении, чудо жизни становится нормой её повседневного восприятия.
Глава 2. Игры совершенных
Короче — всегда длинней. Короткое — мгновенно удовлетворяет ум и этим утверждает вялое интеллектуальное отношение к миру. Про короткое нельзя сказать, что оно неправильное. Но можно сказать, что оно не выстраданное, упрощенное, свернутое.
Отломить конец у иголки и подбросить его в половицу «нехорошего» человека с установкой на болезнь — это коротко. И это «правильно» в том, что оно действенно. Но какие силы вы, колдун, при этом включили? Вы повалили первую кость плотно стоящего домино и теперь неизвестно, когда и по ком ударит последняя кость.
Вполне вероятно, этим кем-то будете вы сами, либо ваши дети и близкие.
Каждая наша мысль и действие есть мгновенное состояние Вселенной, к которому она, Вселенная, вовсе не равнодушна. Совершенный, живущий в непрерывно сотворяемом и обновляемом, преображающемся мире никогда не станет колдовать по весьма обыденной причине — опасения излишнего риска. Колдунов не надо бить, их надо жалеть и давать за вредность по пол-литра молока за рабочий день. Иначе они не выживут, и всем станет скучно.
Церковь ослабла после сожжения еретиков. Тогда для восстановления запаса противоречия она стала бороться сама с собой, разделясь на конфессии. Короткая расправа с колдунами-еретиками превратилась в длинную полосу идеологических противостояний, вспыхивающих войнами. А все потому, что расправа над колдуном — это и есть высшая форма колдовства. И сколько бы раз Мессия не повторял: ударили по щеке — подставь другую — нам это непонятно. После первого удара по щеке мы коротко бьем в глаз, в результате чего ослепли почти все люди.
Как только я обнаруживаю у «гуры» короткие и «точные» решения всего и вся в виде колдовских обрядов — я понимаю: лектор спёкся!
Совершенство не исключает молниеносности, не исключает быстроты и не исключает длительности. Как раз именно оно дает возможность существования и первому, и второму, и третьему. Совершенство даже торопится не спеша. В пику разъяренной обыденности, не оставляющей место ничему, кроме шаблонной поспешности интеллектуальных решений.
Совершенный отвергаем обыденным, которое тоже хочет жить. Но он поступает с обыденным наоборот — он не отвергает его, потому что живет единственно реально, подлинно, целостно.
С позиций обыденного сознания Маг все время какой-то разный. Если у него есть друг — не маг, совершенный будет вынужден дрейфовать в сторону крайнего примитива, чтобы хоть как-то «привязать» систему "совершенный-обычный" к земле.
Становясь человеком духовным и продвигаясь по этому пути, человек становится другим и на проявленном плане. При этом в своих социально-профессиональных отношениях он проходит три этапа.
1 этап. ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ
Продвигаясь в духе человек неизбежно «перерастает» как рамки своей профессии, так и своих коллег. Он становится «нарушителем корпоративных границ». Коллеги терпят его за высокий профессионализм, но это терпение скоро иссякнет и совершенствующийся становится еретиком, чужим среди своих.
2 этап. СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ
На втором и третьем этапах духовного продвижения адепт неизбежно находит близких по духу людей, к которым тянется по закону подобия. Однако эти люди точно такие же полу — изгои в своих профессиях. Собираясь вместе, каждый из них чувствует себя своим, но пока — среди чужих.