Выбрать главу

Русская армия была на полной высоте: она еще не была заполонена влиянием пораженцев периода маньчжурской войны. Во время боксерского движения русские войска блестяще выдерживают экзамен. Под командою отличных военачальников войска быстро покоряют восставшую окраину и оккупированные области, поддерживая славу русского оружия. А через два десятка лет их сыновья, носители тех же славных боевых имен и прежних лозунгов Императорской армии, после тяжких поражений и измены императорскому штандарту, докатятся до звания большевицких спецов или утонут в сраме непредрешенства, получив титул его «вождей».

Во главе мощной Державы уже тогда обрисовывается личность Императора Николая II с его рыцарской природою. Всегда спокойный, выдержанный, прекрасно образованный и воспитанный, владеющий собою Государь проявляет две главные черты своей личности, которые впоследствии будут отрицать и обесценивать его враги: это трезвый ум и твердая воля. Нет нелепее революционной легенды, чем прочно вбитая в мозги русской интеллигенции басня о мнимой слабости воли и бесхарактерности Императора Николая II. Только абсолютные невежды в психологии могут утверждать и думать, что Монарх, с такой последовательностью и твердостью не сделав ни одного ложного шага, не сказав ни одного неосторожного слова, взошедший на плаху, не обладал твердым характером и был слаб духом.

Даже те его ближайшие сотрудники, которые впоследствии, побуждаемые мелкими укорами неудовлетворенного самолюбия, как Витте и Коковцов, сделались Его клеветниками, не могут исказить истины и против своей воли рисуют Государя как умного и твердого человека, в нужные моменты не потакавшего им, а строго осаживавшего зарвавшихся царедворцев. Подлые мемуары обоих сановников представляют собою позорные документы человеческой низости и рабской психики. Но и их авторы не могут не признать, что Государь мудро управлял страною с народом, уже впадавшим в состояние повального безумия. Уже тот факт, что на фоне разнузданной морали отречения, измены и предательства Государь остался так одинок и тверд в своем одиночестве, показывает, как чужда была ему приписываемая врагами податливость и слабость характера.

Государь обладал громадным запасом знаний и поразительной памятью. Именно Николай II отвечает по своим качествам тому идеалу, который построил Платон для монарха. Бред революции требует от монарха качеств необузданного своеволия, смелости и самоуверенности диктатора и чуть ли не жестокости чекиста. Но монарх не есть ни тиран, ни диктатор, ни захватчик власти. Упомянутые доблести можно требовать от людей без роду, без племени, на мгновение выскакивающих на поверхность истории, не связанных ни с прошлым, ни с будущим народа. Но их нельзя искать в монархе, олицетворяющем народ в его целом и в его историческом развитии. Связанный с прошлым своего народа веками истории, Император Николай II впитал традиции русского монарха от своего венценосного Отца и от своего воспитателя, величайшего ученого и государственного деятеля К. П. Победоносцева.

Впоследствии военные заговорщики, которые предадут своего Царя и Верховного Главнокомандующего, и сановники, которые отрекутся от него, не смогут указать ни на одну ошибку или на неумелое вмешательство Государя в сложное дело водительства русских войск во время Великой войны или в дела управления страною. Этого не сделал даже генерал Алексеев. И только одинокий голос слуги революции полковника Генерального штаба Пронина осмелился на страницах «Нового времени» дать реплику о том, как русскому Царю не следовало брать на себя командование армией, и о том, как Государь, остановивший отступление армии на Западном фронте, не по заслугам получил Георгиевский крест. Даже злейшие враги Государя должны будут воздать Ему должное, а английский государственный деятель провозгласил Императора Николая II наиболее оклеветанным монархом.

Личность Государя Николая II - одна из интереснейших на ленте мировой истории. Меня, как психолога и психиатра, поражает, как на фоне повального безумия, охватившего даже ближайшее его окружение, этот человек остался рыцарем без страха и упрека, не захваченный ни бредовыми идеями своего времени, ни деяниями, свойственными этому проклятому времени.