Психика опытного военачальника победила хаос. А имя генерала Меллер-Закомельского, перед тем усмирившего бунт на Черном море, оказало свое импонирующее действие.
Так же и генерал Ренненкампф с ничтожными жертвами прекратил безобразия с запада, и взбаламученное море вошло в свои береги.
Во всех деталях прошел перед моими глазами сначала революционный, затем превратившийся в контрреволюционный погром в Челябинске, где мне пришлось экспериментально пережить дикую силу толпы. Спасая человека, которого рвала толпа, я был изувечен и брошен на улице как убитый. Об этом эпизоде я напишу в другом месте, описывая мою встречу с Павлом Николаевичем Милюковым. В этом погроме революция мешалась с контрреволюцией, еврейские лозунги - с истинно русскими напевами, а кровь в большинстве невинных жертв человеческого безумия обильно заливала красным цветом драматическую картину их гибели.
Горе человеку, который в эти моменты попробует протянуть руку помощи ближнему! И когда я, падая на мостовую, подумал: «Вот он, конец» - в моей мысли пронеслась фраза: «Ай да толпа, вот она, толпа!» Я очнулся в арестантской, где вместе с израненными революционерами и контрреволюционерами мы валялись на полу и на нарах, окровавленные и перемешанные. Тут не разбирают, кого берут.
Я видел и переживал эту катастрофу, где тысячи паровозов, как замороженные трупы, стояли брошенные вдоль Великого Сибирского пути. Революционная толпа уже сжигала людей в запертом здании Томского театра, а в железнодорожном депо уже бросали в топки офицеров. Адмирал Дубасов победил взбунтовавшуюся Москву, а Дурново твердою рукою и знанием законов душевных движений масс подавил всю революцию. Революция 1905 года, однако, одержала и роковую победу в форме акта 17 февраля, который повернул Россию на путь Голгофы и предопределил ее гибель.
Много существует мнений относительно этого события, и даже многие сторонники Императора Николая II склонны видеть в этом Его акте или роковую ошибку, или проявление слабости. Но для того чтобы понять этот акт, надо вспомнить, что Россия октябрьских дней 1905 года, или, вернее, двух предыдущих лет, была настоящим сумасшедшим домом. Повальное безумие бушевало по всей Русской земле, а Государь, уже тогда всеми покинутый, остался в полном одиночестве.
В настоящее время мы располагаем историческими документами, исчерпывающим образом объясняющими роковой шаг русского Императора, - это письмо Государя к Матери-Императрице от 1 ноября 1905 года.
Как относился Император Николай II к революции 1905 года? Об этом имеется мало данных в мемуарах - в большинстве недобросовестных, - ибо многие авторы, как, например, Витте, грешили в это подлое время и стремятся в них оправдать себя. Он даже сваливает свою вину на Государя. Можно уверенно сказать, что Государь едва ли не один правильно понимал положение и со свойственным ему благородством стремился вывести Россию из катастрофы. В письме его к матери с необычайной яркостью обрисовывается все благородство, порядочность, патриотизм и ум Николая II как человека и Царя. В спокойных и полных достоинства словах он объясняет, почему решился на манифест. Видно, что он отлично отдавал себе отчет в ситуации и в поступке, который совершал.
Дело в том, что психическая зараза уже проникла в окружение Государя: его доверенные сотрудники изменили вековому курсу русской истории и повернули на конституционный путь. Пошатнулась психика большинства министров императорского правительства, а другая часть оставшихся верными погибла под ударами революционного террора. Император дает этому шатанию строгий приговор. Он пишет: «Противно читать новости. Ничего, кроме новых забастовок в школах, на заводах, убийства солдат, казаков, полицейских. Беспорядки, скандалы, восстание. Но министры вместо того, чтобы действовать решительно, только собираются на совет и, как перепуганные куры, кудахчут об объединенных выступлениях кабинета». Трудно выдумать более умную характеристику поведения этих растерявшихся сановников. Эта фраза снимает всякое обвинение Государя в слабости. И в решительную минуту Он сам поставил Трепова во главе всех войск Петербургского округа. Это был, по Его словам, единственный способ остановить революцию.
«В эти ужасные дни, - пишет Государь, - Я постоянно виделся с Витте. Нередко мы встречались с ним рано утром и расходились только поздно ночью». «Оставалось только два пути. Один - это найти энергичного солдата и подавить движение грубой силою. Другой - дать населению гражданские права, свободу слова и печати и предоставить Думе право утверждать все законы. Это была бы конституция». «Витте очень энергично защищал эту точку зрения. Он говорил, что, хотя в этом и есть известный риск, тем не менее это единственный выход из положения. Почти все, с кем я советовался, также поддерживают эту точку зрения. Витте откровенно заявил мне, что он готов принять пост министра-президента только на том условии, если его программа будет одобрена мною и никто не будет вмешиваться. Он и Алексей Оболенский (б. финляндский генерал-губернатор) составили текст манифеста. Мы обсуждали его два дня, и наконец с помощью Божией я подписал. Моя дорогая Мама, Вы не можете себе представить, что я пережил в этот момент».