Много добрых начинаний было в фантазии либеральных реформаторов, и много надежд возлагалось на грядущую революцию в смысле организации земного рая.
Революция с первых дней насмеялась над этими мечтами, а действительность показала всю неосуществимость тех идей и принципов, во имя которых она была сделана.
Оздоровевшая от японского поражения Императорская армия в период, предшествовавший второй революции, подверглась тлетворному влиянию Гучкова и масонских сил. Целая плеяда генералов и офицеров Генерального штаба пошла по пути измены и вызвала своею изменою и предательством новый пожар революции; ближайший сотрудник Царя, генерал Алексеев, главнокомандующие фронтами и заговорщики Государственной думы с ее председателем Родзянко во главе изменили Царю.
Я не буду здесь описывать гнусное деяние в ставке и в Петрограде в мартовские дни 1917 года, ибо они прошли мимо моего психофильма.
Для нас, живших в это время в Киеве, а затем в период участия в белых армиях и долгие годы потом трагедия предательства Царя в Ставке и история заговора была неизвестна, так же как не было ясно лицо белых вождей. Мы идеализировали их как борцов с революцией, стремящихся восстановить историческую Россию. Совершенно не представляли себе быховские вожделения семи царских генералов, выработавших программу отречения от старого строя и предопределивших путь белого движения, разошедшийся с таковым Императорской России. Только через много лет нашим глазам открылись преступления Алексеева и Корнилова и их роль в гибели России. Тогда их деяния по организации Добровольческой армии казались рыцарскими и патриотическими. Конечно, уже с самого начала смущало присутствие в их окружении таких людей, как Бурцев, Савинков и Струве. Там, где были эти люди, не могло быть речи о спасении России. Даже убийца Гапона, эсер Рутенберг, очутился в окружении Деникина и играл роль в Одессе. А это приводило в недоумение людей хоть сколько-нибудь знакомых с их прежней деятельностью.
Многие предвидели революцию.
В один из коротких октябрьских дней 1916 года, уже под сумерки, я долго ходил в ожидании поезда у платформы вблизи моего госпиталя с моим коллегой, известным психиатром профессором В. Ф. Чижом. Мы говорили о тех веяниях, которые чувствовались всюду. Профессор Чиж был большим патриотом и любил Россию. Он не раз говорил мне: «Я боюсь вас слушать, ибо все, что вы говорите, осуществляется». Это не было удивительно, ибо психологический анализ событий ясно показывал полное отсутствие защитительных реакций и говорил нам о том, что мы идем к гибели. Разложение русского общества в конце 1916 года было полное, и государственный корабль несся в бездну.
Мы начали обсуждать будущее, и на какую-то мою реплику профессор Чиж вдруг резко остановился, ударил палкою о землю и обратился ко мне со словами:
- Фу, черт возьми! Так что же, Россия погибла?
Я сам был ошеломлен этим вопросом и, на минуту задумавшись, решительно ответил:
- Да, погибла.
- Ну а что будет, если разразится революция? - спросил профессор Чиж.
Я махнул рукою и буквально ответил:
-Я не хочу и думать об этом. Это будет резня и хаос, каких не видел мир.
Я помню, как приблизительно в 1908 году я попал в Вильно в кинематограф, где шел фильм «Севастопольская оборона», патриотического характера. Наблюдая публику, я ясно видел ее враждебное отношение к патриотическому характеру фильма. Я подумал тогда, что всем народам разрешено исповедовать патриотическое чувство, только русский человек должен скрывать его, чтобы не быть обвиненным в черносотенстве.
Другое роковое предвидение, которое я сам не умею объяснить, проявилось в моей психике в декабре 1914 года. Приехав с фронта, я очутился в большом русском обществе, где горячо обсуждалась весть об окружении нами под Лодзью двух германских корпусов. Надеялись на победу. Я сказал моему собеседнику:
- Не верю.
- А что же будет? - спросил он меня.
- Возьмите карандаш и запишите, - ответил я и продиктовал ему пять пунктов:
1. Константинополя нам не видать как своих ушей;
2. Все, что взяли в Галиции, отдадим обратно.
3. Варшава будет взята не позже марта (тут я ошибся на пять месяцев).
Четвертый пункт выпал из моей памяти.
5. Немцы сядут в курьерский поезд в Пскове и поедут в Севастополь.
Причудливою игрою случая эта записка попала в 1919 году в руки профессора А. Д. Киселева в Феодосии, когда Псков и Севастополь были оккупированы немцами. Собеседники удивились, как можно было предвидеть подобные события. А ключ к решению загадки был прост.