Автомобили неуклюже катились по своим полосам, казалось, в этот день зимняя резина мешала им так же, как теплые куртки — водителям.
— Знаете, дорогие радиослушатели, я уверен, что сегодня вечером вы встретитесь не со своими родными, а с совершенно другими людьми. Как, впрочем, и ваше естество перевернется. Меня переполняют мысли, и меня распирает от предвкушения. Я ведь готовился к сегодняшнему дню. Приготовил вам парочку сюрпризов! Может быть, нужно будет ввести новую памятную дату? Приурочить ее к прилету Психофоры. Что скажете? Как по мне, неплохая идея. Что такого необычного в прилете кометы, вдруг спросите вы. Я даже не знаю, стоит ли отвечать на этот вопрос… Надо просто выйти на улицу или выглянуть в окно, посмотреть на небо. Хотя понятия не имею, пришло будущее, или альтернативное настоящее.
Дорога плавно закончилась, и завод вырос перед Виталием. Проходная, отметка о приходе, приветствия коллег.
— Мужики, где тут запасная форма? Забыл свою дома.
— О-о-о, склероз. Да…
— Не молодеем.
Разговоры мужиков на курилке сливались в один серый поток информации. Виталий никогда раньше не курил, но сегодня сигарета как-то сама оказалась в его руках. Горький дым нырнул в легкие, но пропитанные копотью цехов бронхи стойко вынесли канцерогенный удар.
— Виталя, ты чахнешь на глазах, — говорил Федорович — старик с белоснежными усами и двадцатилетним стажем алкоголика. — Ты ж вчера еще не курил?
— Любой день может стать первым, — подметил Никита Игоревич — главный по смене.
— Тяжело что-то, мужики, — отвечал Виталий. — Не знаю. Проснулся, и на душе неприятно. Тревожно как-то.
— Веришь в байки про комету что ли? — усмехнулся Никита Игоревич.
— Срал я на комету, — отмахнулся Виталий. — Есть дела поважнее.
— А я вот верю в то, что она делов натворить может, — пожал плечами Федорович. — Вот, прислушайтесь, сейчас. Что слышите?
— Ничего, — ответил Никита Игоревич.
— То-то. Тишина. Гробовая. Что-то будет, — Федорович перешел на шепот.
— Белка к тебе идет, Федорович, — вздохнул Виталий.
— Да иди ты, Виталик, я не пил уже неделю.
— Вот я о чем и говорю.
— Все, хорош трепаться, надо работать, — сказал Никита Игоревич. — А то вон директор идет.
— Че он приперся? — смутился Виталий.
— Торопится куда-то, — задумчиво проговорил Федорович.
— Может, поработать захотел? — рассмеялся Никита Игоревич.
Работа все не давалась в руки. Виталий стоял над станком, беспомощно наблюдая, как детали одна за другой браковались под его управлением. Обычно программа станка сглаживала угли на поворотах, но сегодня она, видимо, играла по своим правилам. Мужчина боролся с яростным желанием сорваться и вернуться домой, к жене. Задать тонны вопросы, убрать отвратительную недосказанность. Когда именно Виталий начал ощущать сочащийся от нее холод? Вопрос дней, недель или месяцев?
В мыслях вспыхнула идея.
— А что если отсечь себе немного пальца? — спросил сам себя Виталий. — Дадут больничный, тогда-то…
Вдруг за плечом появился Федорович. Он испуганно смотрел в сторону выхода, и его поведение в целом выходило за рамки адекватного.
— Что случилось? — появление коллеги вырвало Виталия из цепких лап деструктивных мыслей.
— Виталик, — Федорович дергался от каждого случайного звука. — Я тебе говорю, что-то странное творится на улице. Я слышал, как подъезжали машины. Не знаю, сколько, но точно больше двух.
— А что ты от меня хочешь?
— Чтоб ты хотя бы перестал смотреть на меня, как на идиота.
— Ладно, буду просто смотреть на идиота, — ответил Виталий и повернулся к станку.
Телефон начальника смены назвонил. Никита Игоревич ответил и сразу же начал материться. Вся смена отложила свои дела и внимательно следила за разыгрываемой пантомимой. Начальник ходил кругами и орал в трубку, создавая на основе лишь одного матного корня бесконечные вариации слов, словно джазмен-виртуоз играет соло десять минут на трех нотах. Когда он закончил разговор, то грустно вздохнул и сказал:
— Пиздец, мужики. Останавливают работу цеха и отправляют всех по домам.
— Чего? Насколько долго это все? — спросил кто-то из смены.
— Не знаю, не знаю, — мотал головой Никита Игоревич. — Звонил лично директор. Говорил невнятно. Будто член во рту держал.
— Мне кажется, что как раз-таки член во рту он и держит, — задумчиво сказал Федорович, удивленно уставившись в окно. — Или вот-вот возьмет.