В первой половине XIX в. в России подростки были студентами, молодые люди — полковниками. Молодыми вступали в активную жизнь и разночинцы — Добролюбов, умерший в двадцать пять лет, успел стать влиятельным критиком. Мало кто помнит, что одному из самых сложных героев русской литературы, Ивану Карамазову, всего двадцать два года. Замужество в семнадцать лет означало для молодой женщины полную независимость от родительской семьи, ответственность за будущих детей, дом и хозяйство. Этот переход от беззаботной юности к ответственной жизни описан Толстым в "Анне Карениной", когда он рассказывает о первых месяцах замужества Кити Щербатской, еще не привыкшей к тому, что теперь она может купить себе сколько угодно конфет, но уже отвечающей за благополучие новой семьи.
Современные юноши и девушки часто слышат от взрослых упреки в и. Обоснованны ли они? Если да, то почему на эти упреки молодые люди чаще всего отвечают агрессией? В значительной мере потому, что претензии старших не конкретизированы и не идут далее фраз наподобие "я (мы) в твои годы…". Зрелость создается не пережитыми испытаниями как таковыми, но вынесенным их них социальным опытом, который в нормальных условиях является основой культурной традиции: ведь человек взрослеет, следуя определенным культурным образцам. В "мире без границ" юный англичанин усваивает понятие неприкосновенности личности на том же уровне безоговорочности, как юный японец — понятие о почитании старших. На основе таких и им подобных культурных образцов формируется ответственная личность, т. е. личность, способная осознанно выбирать из возможных поступков, а не просто пытаться удовлетворить сиюминутные желания, не заботясь о последствиях, — а ведь именно так поступают дети.
Части современной молодежи действительно не хватает чувства ответственности, для многих характерно отсутствие адекватных представлений о нашем недавнем прошлом, знать которое крайне важно для понимания особенностей переживаемого сейчас переломного периода в истории нашей страны. Объективно обусловленный разрыв в культурной традиции, связанный с крушением политического режима коммунизма, сочетается с неосознанным сопротивлением авторитарному стилю воспитания, исторически присущему нашему обществу. В резко изменившихся условиях молодой человек нередко действует только в том кругу понятий и событий, где можно с наименьшими усилиями получить побольше удовольствий, что характерно для и. стиля поведения.
Выход за эти пределы, требующий терпения, мужества и ответственности, и будет означать обретение реальной, а не "паспортной" зрелости.
С понятием л. мы встречаемся в разных контекстах. Например, историю человечества мы представляем себе преимущественно как череду времен, когда жили и действовали выдающиеся л. Древняя Греция — это Перикл, Эсхил, Сократ, Платон, Сафо; Древний Рим — это Цезарь, Нерон, Гораций, Вергилий; соответственно образ средних веков соотнесен с многочисленными Карлами, Генрихами и Людовиками. Наши представления об эпохах Возрождения и Просвещения также персонифицированы, т. е. ассоциируются в первую очередь с именами и деяниями определенных л. — Галилея и Данте, Микеланджело и Боккаччо, Вольтера и Руссо. Наконец, XIX в. — это Наполеон и Бальзак, Пушкин и Кутузов, Гельмгольц и Пастер, а XX — Эйнштейн и Гагарин, Хемингуэй и Пастернак, но также Гитлер и Мао Цзэдун.
А что мы имеем в виду, говоря о наших современниках и знакомых — будь то актер, учитель, спортсмен — "он (она) — прежде всего личность"? Видимо, мы хотим подчеркнуть, что данный персонаж обладает особыми, именно ему или ей присущими качествами, несводимыми ни к профессии, ни к внешности или должности. Соответственно за расхожей фразой "он хороший певец/математик/ футболист, но как личность мне не интересен" стоит наш отказ признать за этим человеком какую–то совокупность свойств, которая отмечает его как непохожую на других индивидуальность. Очевидно, что в обоих случаях мы выделяем в человеке некое ядро, и оцениваем именно это ядро — иногда как особо значительное или оригинальное, а иногда — как заурядное.