Но такого рода наслаждение было исключительной реальностью, которое Малькольм с удовольствием наблюдал в реальном времени. Через приблизительно полчаса тело девушки с определенно постоянной частотой начало выгибаться, тело стало покрываться легкой испариной, а сквозь губы можно было услышать едва различимый стон наслаждения.
Малькольм продолжал с наслаждением пить вино и наблюдать.
Через час стоны стали слышны совершенно отчетливо, а пятки, все скользкие от пота, судорожно елозили по столу, словно девушка хотела одновременно убежать, но в то же время слиться с наслаждением воедино.
Но волшебника интересовало не это.
А время.
Обычный человек мог даже умереть от переизбытка наслаждения уже через пятнадцать минут после начала эксперимента, но тело аудитора, его внутренняя необычная структура, позволяла замедлять все химические процессы в нечеловеческом соотношении. Поэтому аудиторов более и не признавали за людей. Возможно, в этом и была некоторая доля правды.
Еще через полчаса Малькольм решил, что с введением раствора на сегодня достаточно, и отсоединил девушку от поступления райского наслаждения.
Ее тело тотчас обмякло, но нервные конвульсии продолжались то тут, то там — все ее тело слегка подрагивало от перенапряжения. Хоть вещество вводилось и по капельке раз в десять минут, но кипящая кровь девушки уже разогнала его по всему организму, покрывая ее тело мурашками, ознобом, судорогами и остаточным наслаждением.
Но это была лишь первая, можно сказать, вступительная часть эксперимента. Ведь Малькольм не стал бы разрабатывать химическое соединение, которое приводило бы к неземному оргазму. Конечно, он был до некоторой степени извращенцем, но какая ему была польза от такого изобретения? Ведь волшебнику не нужны были деньги, а лишь знания.
Которые сейчас он и хотел буквально выдернуть силой из своей несчастной подопытной.
Он, отложив в сторону пустой бокал вина, ровным и четким движением взял в руки острый скальпель. Посмотрел на него с любовью, любуясь отражением света на крайне остром металле.
И сделал маленький надрез на руке девушки.
Реакция не заставила себя ждать. Все ее тело словно всколыхнула могучая волна, а саму ее подбросило в воздух с такой силой, что ремни опасно заскрипели. Она начала вся вертеться, крутиться, биться, как пойманная рыба, а на ее лице запечатлелась гримаса ужаса и нестерпимой боли.
Может быть, он слегка переборщил с дозой, подумал Малькольм, делая аккуратные записи в своем блокноте. Но он думал, что тело аудитора выдержит… хотя оно на самом деле выдержало.
Малькольм довольно улыбнулся. Ведь это чудесное зелье, которое дарило неземное наслаждение, одновременно являлось сильнодействующим ядом, во сто крат усиливающим болевые ощущения. Оно напрямую воздействовало на нервы, раздражая их до такой степени, что у человека появлялась сверхчувствительность на внешние раздражители. Идеальный способ проверить величину болевого порога у аудитора.
Он немного подумал, постоял на месте с занесенным клинком над телом жертвы. А стоит ли? Впрочем, почему бы и нет? Все равно потом нужно будет производить вскрытие, что не очень приятно делать, если подопытный до сих пор жив.
Он одним ровным четким, но одновременно нежным мягким движением прочертил кровавую полосу на идеально плоском животе прекрасной девушки.
Ее крик, ее безудержный вопль из самых недр ее нечеловеческой души буквально завораживал. Он сам начал получать некий профессиональный экстаз, все его тело покрылось приятными мурашками.
А она кричала, кричала так сильно, как только могла. И это было донельзя прекрасно.
Прекрасно, что она могла так громко и чудесно кричать.
Прекрасно, что никто, кроме него, самого внимательного слушателя в мире, не мог их услышать, ведь пыточная камера была исключительно звуконепроницаема.
Замечательно было и то, что она постепенно просыпалась, и волшебник видел, как в ее приоткрытых глазах начинают проглядывать столь прекрасные чувства, как страх, боль, а затем и гнев. Гнев ее был поистине очаровательным.
Он мило улыбнулся ей, как старому другу, с которым им придется пройти столько всего интересного. А потом он нежно обнял ее извивающиеся плечи, крепко, по-отечески, сжал их и, приблизив к ней свое лицо, поцеловал.
Ведь даже если она и была вторым сортом, то… нет, сегодня она была на первом плане, она была истинной королевой этого вечера. Потому что женщина, которая пригождается, заслуживает одновременно уважения и любви.
А любви в эту ночь будет так много, что дыхание буквально захватывает от предельного возбуждения и сладостного предвкушения.
Он торжественно взмахнул лезвием над телом своей возлюбленной, оставляя все новые и новые кровавые росчерки, подтверждающие его страсть и слепую преданность делу.
XXVI
Настроения в этой конкретной деревушке были крайне неспокойные.
Впрочем, все королевство Роуг в последнее время лихорадило. Оно издавна славилось своими воровскими традициями, но ходили слухи, что Принц Воров решил ввязаться в наркоторговлю, в эту мерзкую теневую отрасль, которая никогда не почиталась местными жителями.
Вот контрабанда — это славное дело. Ты крутишься, изворачиваешься, находишь потайные лазейки не только в логистических маршрутах, но и в самом законодательстве иностранных королевств. В общем, дело для образованных воров, можно даже сказать — интеллигентов преступного мира. Тут тебе и дипломатия, и умение быстро и умело договариваться, находить общий язык, и знание базовых принципов ценообразования, торговли, умение правильно определять наценку на товар, и талант в подборе персонала, от которого постоянно нужно скрывать немаловажные детали, донося до них лишь общую суть дела.
И самое главное — занятие это абсолютно нужное и общественно полезное. Ведь если одно королевство ввело торговое эмбарго в отношении своего соседа, то почему граждане должны страдать без своего любимого сыра? Почему им запрещают носить столь элегантные и изысканные кожаные ботинки? А уж вино… нет, запрещать вино и вовсе преступление против народа, поэтому контрабандисты тут выступают лишь проводниками свободной народной воли, которая в демократическом государстве и должна определять его вектор развития. Только так и никак иначе.
А вот разбойничье налеты — дело совершенно другое, нешуточное, опасное и не столь уважаемое. Но все же допустимое в определенных разумных пределах. Ведь опасность, по сути, довольно локальная — на караваны купцов совершаются набеги, затем торговцы проигрывают в открытом относительно честном противостоянии, и им приходится возвращаться в город несолоно хлебавши.
Но и тут есть свои законы, так скажем, местные принципы. Нельзя убивать людей, если они не оказывают сопротивления. Нельзя обирать людей до нитки. В конце нужно показать свою воспитанность, сказав «спасибо».
Да, охрана чаще всего погибает. Но они знают, на что идут. Как и разбойники, про которых вечно все забывают и которые тоже вполне себе смертны. Но что если у человека призвание быть стражем путешествующих караванов, а защищать их, по сути, не от кого, ведь разбойников не существует? Куда тогда податься, особенно в современных капиталистических государствах, где проблема безработицы решается исключительно топорными методами, совершенно не контролируясь со стороны властей? А так — рынок хоть как-то работает, создавая все новые рабочие места и открывая некоторые довольно интересные ремесла. Кто-то же изобрел эти современные закрытые несгораемые фургоны из прочной древесной породы? А разбойникам же кто-то предложил вот те специальные стрелы, которые при правильном использовании вышибают ездока из седла, на время парализуют его, но никогда не убивают?
И город без устали, без сна и отдыха генерирует все новые идеи, открывает целые отрасли производства, одновременно работая на две противоборствующие стороны — на купцов и на их грабителей. Нередко можно увидеть картину, как посыльный уважаемого торговца получает от ремесленника первый испытательный образец улучшенной стрелковой башенки, которую можно расположить на крыше повозки, чтобы в стационарном состоянии отбиваться от бандитов, а на другой стороне улицы такой же уважаемый разбойник (ведь речь идет о равноправии!) с интересом рассматривает модель маскировочных кустов, которые можно разместить на практически любом участке проезжей части, готовя идеальную засаду.