Ведь их раньше называли умными людьми. Они и сами считали себя таковыми. Эгоистично так думать, но что делать, если это правда? Слишком много мыслей, слишком много времени тратится на внутренние переживания. И чтобы заглушить все это, чтобы не спрыгнуть с обрыва, отчаявшись после тысячи мысленных тупиков, надо что-то делать.
Но просто «что-то» не помогает. Действительно, можно начать делать каждое утро зарядку. Найти любой род деятельности, например, работу в городе. Завести семью. Общаться с друзьями. Найти занятие по душе и по средствам. Но что если это все лицемерие перед самим собой? То есть вся жизнь и есть проявление лицемерия, но здесь мы хватаем лишнего… ведь если смысл жизни в бегстве от смерти, если боги прокляли нас, заставив быть прирожденными эскапистами, то…
Теперь Зигмунд начал отчетливо понимать, почему ему хотелось умереть. Да, теперь-то он все понял.
Теория проста. Общество дает тебе жизнь, дает тебе занятие и средства для существования. Тебе предоставляют ограниченный выбор рода деятельности, ведь все уже давно предопределено до тебя. И ты начинаешь крутиться в этой заранее созданной для тебя системе, своеобразной песочнице, проходя одни и те же пути, что и многие люди.
Рождение, базовая социализация, обучение в строго определенных общественно одобренных институтах, где твою голову наполняют общественно одобренными знаниями, затем работа, которую тебе преподносят, как некое высшее благо для разумного человека, а те, кто пытаются уйти от базовых правил, подвергаются гонениям и презрению. Затем тебе то тут, то там ведают о Любви, о ее красоте и незыблемой необходимости в ней. Ты веришь и Любишь, не понимая, что твои взгляды уже далеко не твои, а извращены общественными суждениями о том, как надо и как будет.
И все это нужно, чтобы ты забыл о смерти, чтобы ты прошел стандартный путь, оставил после себя таких же стандартных наследников. Ты не можешь оказать значительного влияния на целый мир, лишь локально и незначительно ты его преображаешь, но весь курс мировой истории предопределяется лишь одним типом людей.
Финансистами.
Эти презренные мужи и женщины управляют миллионами личностей, направляя их в единственно верное для развития мира русло. А правильность определяется сначала формулами, расчетами, здравым смыслом, а затем человеческим тщеславием, честолюбием и маразмом.
Все правители этого мира — это отъявленные негодяи. И это нормально, ведь общество согласилось на такой порядок вещей, подписав незримый общественный договор. Все средства хороши, лишь бы избежать анархии и тотального беззакония.
Но что если такой порядок вещей изжил себя? Что если даже правители этого несчастного мира стали жить в какой-то замкнутой временной петле, совершая одни и те же преступления, наступая на одни и те же грабли, говоря все те же слова? Миру необходимо обновление, очищение от всей этой падали, грязи и наслоений жира. Дом может простоять долго, но время от времени его нужно чинить или реставрировать. А потом снести его и построить новый.
Молодые должны заменить старых. Это непреложная истина. Но что если мы все время смотрели на эту идею неправильно? Мы считали, что молодые — это те, кто молод по возрасту. А если этот молодой человек высказывает все те же старые неработающие идеи, те же взгляды, что и раньше? Так ли он молод на самом деле?
Зигмунд понял, почему он хотел умереть. Не только потому, что он более был не нужен в этом мире. Это также являлось правдой, ведь он прожил уже более семидесяти лет, а старики должны быть в могиле, по мнению правителей этого мира. Пожил, поработал и все, хватит. Умирай, ты больше не нужен.
Но это было не единственной причиной. Он хотел умереть, потому что он был стар. Стар не столько по возрасту, но из-за взглядов и суждений. Его мировоззрение устарело, потому что одними теориями сыт не будешь.
Малькольм был в чем-то прав. Саморазвитие — это для мнительных барышень, которые хотят из себя что-то да представлять. Но это бесполезно, если развитие проходит просто ради развития. В молодости мы можем это себе позволить, но затем сознание будет спрашивать… зачем?
Почему я изучаю новый язык? Просто так?
Почему я тренирую свое тело? Просто так?
Почему я занимаюсь этой работой? Просто так?
Он не мог больше быть настолько лицемерным по отношению к себе. Он не изменял мир, который именно в данный момент жутко нуждался в этих самых изменениях. И поэтому он был бесполезен. Не потому, что так решили финансисты. А потому что это было правдой.
Но как стать полезным этому несчастному бедному миру? Как привнести изменения? И стоит ли вообще искать ответы на такие вопросы? Или это очередная попытка убежать от смерти?
У него начала раскалываться голова от такого обилия вопросов.
— Вино делает тебя более задумчивым.
Зигмунд вздрогнул. Он так глубоко ушел в свои мысли, что не заметил, как вошел Рестар.
— Последние события вообще заставляют о многом задуматься…
— Ты о стычке в храме? — Рестар налил себе еще вина.
Зигмунд приметил, что его друг принес еще четыре бутылки. А они выпили уже шесть.
Интересно, он станет таким образом алкоголиком? Или носителям темных душ и оборотням просто иногда хочется напиться до беспамятства?
— Нет. Я в общем, — он кивнул на новые непочатые бутылки. — Это не много будет?
— Нисколько, — просто ответил Рестар.
Зигмунд пожал плечами. Все равно голова наутро будет болеть, какая теперь разница?
— Расскажи мне о ней, — попросил Зигмунд своего друга.
— О ком, о ней? — Рестар собрал на лбу свои кустистые брови, непонимающе смотря на Зигмунда.
— О той девушке, что зажигала костер одним щелчком пальцев.
— Но как ты?.. — Рестар, казалось, даже мигом протрезвел.
— Догадка, — небрежно сказал Зигмунд.
Оборотень тяжело вздохнул.
— От тебя ничего не утаишь. Ладно. А ты мне расскажешь про ту девушку, что погибла? Про ту, которую упоминал тот священник?
— Нет, — жестко и твердо отказал Зигмунд.
— Хорошо, — Рестар добродушно кивнул. — А я тебе расскажу.
Он положил ногу на ногу, налил себе полный кубок вина, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Он разговаривал словно в полусне, и Зигмунд понял, что таким образом он хочет смягчить воспоминания, не говорить о них серьезно.
И он молчал. Просто слушал своего друга, без комментариев.
— Мы познакомились еще до Кризиса. Я помогал одному своему знакомому переправлять его караван, набитый различным контрафактным товаром, а она поехала вместе с нами как студентка магической академии, которой просто было по пути. Ей было немного страшно ехать по дороге в одиночку, тогда разбойники любили развлекаться с женщинами, а мой знакомый… в общем, нам было по пути. По пути…
Язык у оборотня стал немного заплетаться, но через мгновение он резко качнулся и пришел в себя.
— Она… она была очень красивой. Я сразу ее заприметил еще до начала отправки, но не подходил к ней близко. Девочка же хочет побыть одна, зачем ей лишние знакомства? Но буквально через пару дней нашей экспедиции она пришла ко мне сама. Ночью и…
Он начал так широко улыбаться, что у Зигмунда разом потеплело в душе, прошла головная боль. Он налил себе еще вина в кубок.
— Понимаешь, я думал, что она пришла… ну, за этим. Потому что я сам хотел этого, понимаешь? Просто хотел… ну, ее хотел. Очень она была красивая. А она приходит, трогает меня за руку, будит и нежно выводит из нашего со знакомым походного шатра. И говорит… понимаешь… говорит…
На глаза Рестара вдруг накатились крупные слезы.
— Говорит… моя хорошая… она тут же без всяких вступлений, понимаешь, мне и говорит: «А можно я буду вас изучать? Пожалуйста!» И таким милым обезоруживающим голосом, что я вначале ничего не понял, только стою и любуюсь ею…