самая-самая... Смесь детской самоуверенности и женского самолюбия. Кстати... — Стелла
Филипповна помолчала, — не кажется ли вам, что и сейчас, в наших с вами отношениях
происходит нечто весьма похожее, срабатывает тот же механизм притязаний к вам, как и тогда, в юности... Неужели эти детские переживания... Я имею в виду мои прерванные отношения с
отцом... Неужели они могут так впечататься в жизнь и судьбу...
На этот раз мы со Стеллой Филипповной сошлись на том, что наши встречи продлятся еще по
крайней мере месяца два, причем по прежнему расписанию: четыре раза в неделю. Прощаясь
она сказала:
— Чем больше я общаюсь с вами, тем больше мне кажется, что жизнь моя — захватывающий
детектив. Куда там Агате Кристи, разве только убийства не хватает, — она невесело
улыбнулась, — жаль только, что я так поздно решилась его прочитать.
Между тем, зима мало-помалу стала подаваться, и дыхание весны чувствовалось все заметнее.
Вот и в этот день, когда Стелла Филипповна пришла в очередной раз, веселое чириканье
воробьев и стук звонких капель с крыш громко и бесцеремонно напоминали о неуничтожимости
весны и всего живого, о том, что... Впрочем, о чем только не напоминает чудесный
предвесенний день.
Когда же я увидел опухшее от слез лицо Стеллы Филипповны, мое настроение резко
изменилось.
— Что случилось? — поневоле вырвалось у меня, прежде чем я успел настроиться на
психотерапевтический сеанс.
— Ни... ничего не случилось, — едва сдерживая слезы, не сразу ответила Стелла Филипповна и
вдруг разрыдалась так сильно, с таким надрывом и отчаянием, что я едва сдержался, чтоб не
броситься к ней с утешениями и с холодной водой в стакане.
За годы психологической практики я выработал привычку к слезам — и обильным женским, и
скупым мужским, слезам от обиды, от горя, от отчаяния и безысходности. Вот только слезы
радости слишком уж редкое событие, чтобы к ним привыкнуть. Одно из классических правил
психотерапевтических отношений состоит в том, чтобы не мешать клиенту в процессе
эмоционального отреагирования, когда его постигает то, что на профессиональном языке
именуется “абреакция”. Если исстрадавшаяся душа внезапно обрывает безмолвие холодного
отчаяния горячим дождем слез, не следует их сдерживать, они не нуждаются в утешении, точно
так же, как не требует утешения первый весенний ливень, первая летняя гроза.
Вот и сейчас было видно, что эти громкие рыдания, от которых все тело вздрагивало, словно из
него выходил некий злой дух, а лицо, искаженное вначале страдальческой гримасой, постепенно
разглаживалось и приобретало совсем иное выражение, по-моему, детской обиды и
беспомощности, эти судорожные всхлипывания выполняли важную подспудную работу.
Складывалось явственное представление, что именно в этих рыданиях клиентка избавлялась от
тех тяжелых переживаний, которые изводили ее, искажая поведение и взаимоотношения, вызывая потаенную и явную боль и в ней самой, и у ее близких.
Наконец Стелла Филипповна немного успокоилась и проговорила:
— Это у меня уже третий день так. Как позавчера вечером началось, так и до сих пор. И
страшно и стыдно.
Я молчал. Уже привыкшая к моему отстраненному поведению, клиентка продолжала.
— Я ненавижу ее. Горе мне, горе! Что ж такое со мной делается? Из ума выжила совсем, что ли?
Но я ее ненавижу. Предательница. Предательница! Я же все отдала ей. Все! Я же замуж ради
нее никогда больше не выходила. Я надрывалась на трех работах. И что я имею в конце жизни?
Что она его любит больше, чем меня? Вы понимаете, она его любит! Его, который бросил меня с
ней, когда ей не было и десяти лет. Его, который побежал за чужой юбкой. Его, от которого я
отказалась даже алименты получать. А ведь тогда, между прочим, алименты были совсем не то, что теперь. Да я даже разговоров о нем избегала...
Лицо Стеллы Филипповны покрылось матовой бледностью. Глаза потемнели еще больше и
лихорадочно вспыхивали в ответ на какие-то невысказанные думы. Какие страсти кипят в душах
людей! Какие загадки и тайны кроются в глубинах подсознания!
— Вот, взгляните, — Стелла Филипповна достала из сумочки фотографию и протянула мне.
С фотокарточки на меня смотрели огромные глаза, чарующее выражение которых, таинственное
и в то же время с вызовом, притягивало и манило, будто вновь и вновь приглашая продолжить
немой диалог, возникавший тотчас же, стоило только вглядеться в фотографию. Тонкий овал