таинственной стороне психотерапии, психотерапевтических отношений, вновь и вновь
вспоминая слова Карла Роджерса: “Вы просто идете вслед за клиентом. Просто создаете
атмосферу доброжелательного принятия клиента, и он сам начинает понимать, что ему надо
делать”.
Когда Инна пришла на нашу следующую встречу, она была воодушевлена и взволнована.
— Как наши дела? — не удержался я от вопроса, глядя в пылающие внутренним светом
огромные глаза Инны.
— Дела как сажа бела, — ответила Инна, усаживаясь в кресло чуть сбоку от меня, и тут же
выпалила.
— Из университета я, слава Богу, отчислена. Папа обещал приглашение прислать. Теперь
только одна проблема.
— Какая?
— Деньги. Где взять денег на то, чтобы уехать и чтобы там учиться. Ну и, конечно, паспорт, ОВИР и всякая такая ерунда.
— Отец не сможет помочь?
— В том-то и дело! Я же говорила вам, что жена ему горло перегрызет. Он ее боится, насколько
я понимаю. А в Штатах утаить доходы невозможно. Там же выплата налогов ежегодно
контролируется, так что отец и в самом деле, даже если бы и хотел, не сможет скрыть от своей
жены, что дал мне денег. То есть он-то мне этого всего не говорит. Просто ругает на чем свет
стоит за то, что я бросила университет, и орет, что ни копейки не даст, ни цента. Но я понимаю
так, что не он не даст, а она, жена его, не позволит ему дать мне денег. Ведь у них же ребенок
свой. Ну, а вызов он, я думаю, сделает.
— Ты думаешь или сделает?
— Думаю, не сможет не сделать. Ведь это же вызов для поездки на учебу. Папа просто не
сможет мне отказать. Это и стоит всего-то пятьдесят долларов.
По виду Инны, по тому, как светились ее глаза, было видно, что она приняла решение, и теперь
внутренняя решимость и наличие жизненной цели делало ее поведение ясным, определенным и
последовательным. Ни следа от прошлой угнетенности и растерянности. Ни следа от былых
переживаний. Что значит юность! Что значит вера в себя!
— А как же быть с деньгами?
— С деньгами? У меня к вам просьба. Пожалуйста, поговорите с моей мамой.
— О деньгах?
— Да нет. Поговорите с ней обо мне и о ней. Просто поговорите. Мне кажется, от этого
разговора может многое зависеть.
— Как же мне встретиться с твоей мамой?
— Очень просто. Во-первых, она сама очень хочет с вами поговорить. Во-вторых, вот телефон.
Вы позвоните и договоритесь о встрече.
— А сама она не хочет позвонить?
— Не то, что не хочет. Она стесняется.
— Стесняется?
— Ну да. Видите ли, в чем дело. Дело в том, что моя мама — ваша бывшая студентка.
— Ну и...?
— Она робеет. Говорит, рука не поднимается профессору звонить. Так что, пожалуйста, Антон
Владимирович, позвоните ей сами и договоритесь о встрече.
Пока Инна говорила все это, в моей голове промелькнули десятки вузовских аудиторий и сотни
лиц студентов, сидевших на моих лекциях по психологии в разные годы. Нет, безусловно, я не
мог бы угадать, когда и где училась у меня студентка, которая впоследствии оказалась мамой
Инны. Почти тут же в голове промелькнули соображения о том, что, возможно, и мама Инны
нуждается в психологической помощи, раз она настолько смущается, что не может позвонить
психотерапевту своей собственной дочери по поводу ее же проблем.
В общем, я согласился. И когда в вечерней тишине из телефонной трубки до меня донесся
высокий, чуть подрагивающий голос Инниной мамы, я совершенно спокойно и профессионально
отстраненно договорился с ней о нашей встрече.
На следующий день ко мне на прием пришла худенькая, невысокого роста женщина, в очках и
платке.
— Извините, уши болят, — робко пояснила она, показывая рукой на платок, туго стягивающий
ее голову. — Хронический отит.
Мы расположились для беседы. Опережая мои вопросы, Ольга Михайловна, так звали маму
Инны, сообщила мне, что она когда-то, лет двадцать тому назад, училась у меня, то есть
слушала мои лекции по психологии, когда я еще только только-только закончил аспирантуру и
был молодым кандидатом наук. По специальности она давно не работает, так как пришлось
искать более высокооплачиваемую работу, чем учительница. Где работает, она так и не сказала.
По ее виду и манерам было ясно, что жизнь давалась ей нелегко. Она очень кратко сказала о
себе, что замужем, что с отцом Инны отношений у нее никаких нет и что нынешний ее муж пьет, а мама, бабушка Инны, тяжело и хронически больна. Незаметно наш разговор перешел к Инне.
— Вы понимаете, — говорила Ольга Михайловна, тревожно вглядываясь в меня, — я ее не могу
понять. У нее все есть. Магнитофон, кроссовки, видик, своя комната, — она помолчала. — Я в