потенциально утилизируемой информации. Изучение массового общественного сознания
постсоветских граждан если и представляет какой-либо интерес, то скорее для тех, кто не имеет
финансовых средств в силу преобладания инстинкта любознательности над инстинктом
любостяжательства или же для тех, кто предпочитает держать финансирование подобных
исследований в тайне.
Изучение феномена “народного целительства” и фигуры “народного целителя” на постсоветском
пространстве принадлежит к подобной тематике. Легче предположить финансирование
вызывания к жизни этого явления, чем субсидирование его разоблачения. Между тем
представляется необходимым хотя бы в общих чертах дать научную характеристику этой
мифологической креатуре общественного сознания последних десятилетий ХХ века не столько
даже из научного любопытства, сколько из чувства профессионального сострадания и к
обществу, и к самой науке. Безусловно, профессиональные психологи вправе не замечать ни
народных целителей, ни астрологов, ни прочих профессиональных распространителей слухов и
предрассудков, отнеся их к разряду своеобразных артистов лганья как жанра, у которых есть
своя публика.
Можно занять и другую позицию, так сказать, прагматическую: людям помогает, и слава Богу!
Беда в том, что позиция эта весьма уязвима. Ведь снимают стресс, улучшают самочувствие и
домашние животные, например, кошки. Но им же не выдается лицензия Минздрава, в которой
официально засвидетельствованы столь широко признанные способности домашнего любимца.
Вот почему нравственный долг перед наукой и перед людьми, с уважением относящимися к ней, не может не побуждать профессионального психолога к ясной мысли и свободному
высказыванию о психосоциальной сущности упомянутых явлений с тем, чтобы, отквалифицировав их надлежащим образом, обозначить границы — и исторические, и
психологические — самого феномена. Восстанавливая тем самым референтную норму научного
объяснения и понимания данной психосоциальной феноменологии.
В преддверии анализа имеет смысл обратиться к двум равнозначным истокам генезиса самого
явления “народного целительства”: к этимологии процесса (вещи) и к этимологии
словосочетания (имени).
Как мы все (имеются в виду взрослые) хорошо помним, массовые телесеансы с участием
“целителей-экстрасенсов” начались в конце 1980-х, на изломе политики так называемой
“перестройки”, явившейся своеобразным итогом грандиозного формирующего эксперимента, именовавшегося по разным поводам то “перековкой”, то “закаливанием стали”, то “поднятием
целины” и прочими индустриально-аграрными метафорами, семантическая функция которых
заключалась в эвфемизации процессов репрессирования познавательной способности
личностного сознания, а закономерным итогом явилась констатация на уровне языковой формы, что “построено не то”. Прямо как в украинской сказке: кузнец ковал-ковал железку, потом
опустил ее в воду, но кроме неприятного шипящего звука ничего из этой ковки не вышло.
До конца восьмидесятых единственной публичной фигурой, олицетворявшей не то что
санкционированную свыше, но как бы молчаливо дозволенную и допущенную до общения с
массами возможность личного и свободного реагирования на общие и частные события, был и
оставался, даже после своей кончины, артист легкого жанра, выступавший под броским
псевдонимом Вольф Мессинг.
Собственно говоря, уже сам этот псевдоним, явно сочетавший в себе германскую
идентификацию имени (Wolf) и отдаленную аллюзию на древнееврейское “messiah” концентрировал в себе, как в фокусе, некое средоточие мистических сил, таящих залог
свершения пресловутого чуда, компенсаторным ожиданием которого (а что собой представляет
вера, как не предельно интенсивно переживаемое ожидание чуда?) издавна были проникнуты
былины, сказки и утопии русского, как, впрочем, и любого другого этноса.
Загадочная сила имени, диктующая магическому сознанию строжайший запрет на его
произнесение (запрет на произнесение собственного имени во многих варварских культурах; запрет на произнесение имени Бога в иудейской традиции; “не поминай Господа всуе” в
православной и т.д.), имеет и свою оборотную сторону: огромную суггестивную, побудительную
мощь. Устрашающие клички индейских вождей, средневековых рыцарей, не говоря уже о