романтизированными отрядами поющих психоаналитическую балладу отречения и конфликта:
“Я хату покинул, пошел воевать”. Если в духовном плане конфликт с отцом выражался в
богоборчестве, в конфликтах с властью и законом, то в практическом аспекте, естественно, — в
убийствах или подстрекательстве к ним. Ведь в основе данного конфликта лежит чувство мести
и темное желание господства, не просветленное любовью и милосердием, передающимися от
отца к сыну, так же как от сына к отцу — благодарностью и ощущением защищенности и
заботы*.
Не вдаваясь в психологическую подоплеку этой тенденции, отметим лишь следующий момент, сопутствующий склонности или потребности изменить отчую фамилию на измышленную.
Прежде всего это служебная или диктуемая образом жизни необходимость в отделенности от
мира, от публики, которая всегда была ярко выражена у служителей культа и театра.
Принимающие монашеский обет, принимают и новое имя. Одним из указов, не упомню уже
точно какого российского самодержца (который позже скопировало революционное
правительство), было высочайше повелено изменить неблагозвучные фамилии приходских
священников на ласкающие слух паствы. С этой целью воспользовались близостью дня
крещения имярек к религиозным праздникам или простым наделением выпускника семинарии
носительством высоких церковно окрашенных качеств. Так среди русского священства
появились сотни Спасских, Рождественских, Богоявленских, Добролюбовых, Милосердовых и
пр. Подобную же функцию, только с выраженным компонентом эпатажа, выполняли и
выполняют говорящие псевдонимы актеров и артистов (всех этих лад дэнс, аллегровых, мадонн
и прочих астрай).
Особенностью “псевдо” (мнимых, ненастоящих) самоназваний всегда была их особая связь с
социумом, проявлявшаяся либо в желании определенного воздействия на него, либо в
подчеркивании отделенности от него, либо в нарочитом усилении функции идентификации с
ним посредством эксплуатации семантико-морфологических структур языка.
В этом отношении словосочетание “Вольф Мессинг” было столь же однозначно в своем векторе
воздействия — отделенности, сколь, например, словосочетание “Тарапунька и Штепсель” в
векторе воздействия (смехового) — тождества. Псевдорусские или даже псевдоанглийские
самонаименования тружеников эстрадного жанра не выдерживают, впрочем, никакого
сравнения с вышеупомянутым, не от мира сего, Вольфом Мессингом по причине того, что
человек, носящий этот псевдоним, не просто “далек от народа”, но противостоит “народу”, стоит
вне и над “народом”, (толпой), снисходя к нему лишь иногда на специальных действах-
представлениях.
В эпоху, когда артист под псевдонимом Вольф Мессинг покорял обескураженную публику, самим фактом своего существования опровергая предельно формализованный рационализм
насаждаемого государством “единственно верного” сознания, на общественной арене в каком-то
спешном порядке стали возникать другие фокусники, рядом с которыми для обеспечения
наукообразия и контролируемости ситуации всегда маячила если не фигура представителя
ученого мира (как правило, из технических наук), то пытливого журналиста, пишущего на
паранаучные темы. Внезапно возник феномен Розы Кулешовой, кожей пальцев различавшей
цвета и даже якобы читавшей ладонями. Затем, в середине семидесятых, ярким светилом на
страницах газет засияло имя целительницы Джуны (уже просто отбросившей длинную фамилию
Давиташвили за ненадобностью, как указание на земную локализацию происхождения и
этническую принадлежность), которая якобы обладала уникальной способностью исцелять
страждущих, даже не прикасаясь к ним, чем превзошла, кстати говоря, самого Христа, который, по свидетельству евангелистов, исцелял все же прикосновением. Таким образом, если до
появления в массовом сознании образа Джуны было известно, что миром (по меткому
замечанию Р. Барта) одним мановением пальца могли управлять лишь боги или гангстеры, то
теперь этих заправил общественного Олимпа потеснили разношерстные целители от народа.
Когда же вышеупомянутые фигуранты оккупировали арены стадионов, страницы газет, радиостудии и воцарились на телеэкранах, общественное сознание помутилось. Этому
помешательству сопутствовало два явления. Явление говорящей головы без имени, просто с
фамилией (Кашпировский) и явление молчащей головы, мягко помавающей рукой, с именем и