Выбрать главу

фамилией, сочетание которых вошло в долговременную память публики, как горячий нож в

теплое масло: Алан (нечто очень далекое, возможно, кавказской этимологии) и Чумак (более

чем родное, говорящее слово).

Десятки, сотни тысяч людей без различия пола, возраста и социального положения прильнули к

экранам телевизоров, в спешном порядке выставляя перед ним стаканы, бидоны и кастрюли с

водопроводной водой, не говоря уже о косметических кремах и прочих жидких или полужидких

субстанциях. Толпы людей хлынули в киноконцертные залы на сеансы и на прием к

новоявленным целителям от народа, имя же им легион, в надежде вывести бородавки, избавиться от седин, вернуть себе мужей (жен, понятно, заказывали вернуть гораздо реже) и

даже найти пропавших без вести. Этот наплыв толп можно будет сравнить через несколько лет с

толпами, осаждающими посольства зажиточных стран, когда прозревшие граждане в таком же

массовом порядке предпочли подаянию словом подаяние хлебом.

Венцом всей этой вакханалии стало предъявление обезумевшей публике слепой, но громко

говорящей, пожилой женщины по имени (фамилия, разумеется, в таких случаях ни к чему) Ванга, обитавшей в каком-то далеком от столбовых дорог цивилизации болгарском селе. В

Болгарию потянулись паломники из числа выездных тогда журналистов и народных (!) артистов

за сладким чудом разгадки прошлого и прознания будущего. После публичного

засвидетельствования общенародным любимцем Вячеславом Тихоновым того факта, что Ванга

совершенно необъяснимым образом объявила, откуда у него на руке часы, подаренные ему

первым космонавтом (о чем, естественно, кроме бывшего Штирлица, не знал никто), стало

совершенно очевидно: встреча двух исполинов популярности — народного артиста и безродной

предсказательницы — дала миру социализма новый жанр: балаган абсурда.

Этот жанр действительно оказался новым для нескольких поколений советских людей. Здесь не

было авторских пьес, как в театре абсурда. Не было эстетического удовольствия от безупречной

иллюзии волшебства, как в цирке. Не было даже пошловатого веселья, как в ярмарочном

балаганчике начала века. Здесь проделывали фокусы и трюки, в которых зритель, он же статист, оставался не только одурачен, не только обобран, но и унижен. Здесь не покупалось

удовольствие, а отнимались деньги вместе с человеческим достоинством. Догадывались ли об

этом люди? А если не догадывались, то что же произошло с массовым сознанием? Произошло

то, что прививка контролируемой толики иррационализма к рационально репрессированной

способности самостоятельного рассуждения не выполнила предназначавшейся ей функции

иммунизации. Беззащитное в своей стерильности сознание социума, из которого десятилетиями

вытравлялось личностное “Я”, личностный взгляд на мир, пало жертвой прививочной дозы

мистики.

Собственно говоря, балаган абсурда существует и существовал всегда там, где существовали

игорные дома и дома терпимости, тотализаторы и карточные шулера, простофили и ловкачи.

Новым для нашего социума явилось только то, что до краха тоталитарной идеологии

единственным монополистом, распоряжающимся рынком общественного сознания, было

государство. Но как только государственная монополия на водку и идеологию была отменена, бесчисленные толпы торговцев “духовным товаром” ринулись застолбить себе место на

необозримых просторах, заселенных непуганными славянскими душами, у которых вначале

отняли свободу выстраивать собственные смыслы жизни, а потом приучили к тому, что смысл

(притом один-единственный) задается извне, мудрым руководством. Теперь, когда оказалось, что смысл можно еще и купить — недорого в виде слов и обещаний, дорого — в виде вещей и

недвижимости, народ подался в потребители товара для души, по сходной цене, не только

оптом, но и в розницу.

Особая роль в этих процессах деформирования массового сознания принадлежит средствам

информации, выполняющим зачастую функцию своеобразного импрессарио, сочетая

обязанности и рекламного агента, и продюсера. Если в 30-е годы стала очевидной беспримерная

значимость радио в индуцировании массовых психических состояний (пресловутая

радиопостановка “Война миров” по роману писателя-фантаста Г. Уэллса в США, вызвавшая

панику в нескольких штатах страны), то после Второй мировой войны эту же миссию, но с

гораздо более выраженным эффектом, подхватило телевидение. В коммерциализованных

странах главная роль в этом принадлежит коммерческой рекламе, инсталлирующей в массовом