сознании перцепты-химеры благодатных, но не всегда доступных образцов вещей на основе
предлагаемых потребительских товаров (от образца внешности до стиля жизни), обусловливая
тем самым требуемые поведенческие или когнитивные рефлексы.
В странах с неразвитыми товарно-денежными отношениями в качестве такого потребительского
продукта-товара предъявляется поэтому персонаж, которому приписывается носительство
благодати. Как потребление соответствующих изделий, рекламируемых в коммерческой
передаче, придает потребителю хотя бы частицу высоких достоинств, присущих тем, кто ими
щедро наделен в силу обладания рекламируемыми ценностями (от косметики до марки
автомобиля), так же и потребление благодати, исходящей от целителя, щедро “заряжающего” этой благодатью даже водопроводную воду в стакане перед телевизором, сообщает ее
потребителю хотя бы частицу благости, отделяя его или ее от прочих смертных. Понятно, что
такой персонаж-товар должен быть соответственно упакован и представлен*.
Поэтому если в начале века воздействие на массовое сознание со стороны подобных персонажей
предполагало ярко выраженную идентификацию с именами, представленными в этносе, населяющем свою территорию, эксплуатируя тем самым “плоть от плоти” и “кровь от крови” (ср. пролетарские псевдонимы), то в наше время вовсю эксплуатируется миф вненаходимости
персонажа, выступающего в роли фигуранта в подобном воздействии. Миф вненаходимости
означает не что иное, как непринадлежность, отсутствие тождественности, оторванность от
пространственной, временной, этнической, профессиональной, социальной и иных
идентификаций фигуранта. Этот миф реализуется либо путем изъятия фамилии (ведь фамилия
Давиташвили, дает явное указание на происхождение), либо имени (просто “доктор
Кашпировский”), либо если имя и фамилия предъявляются, то в ход пускается стандартная
легенда о доисторическом (якобы ассирийском, чуть ли не шумерском) происхождении
фигуранта, что так же смешно, как если бы некий киевлянин стал доказывать, что он родом из
старинного племени древлян, а гражданин Израиля утверждал бы, что происходит из древнего
ханаанского рода. Вненаходимость и вневременность по отношению к публике — вот что
диктует сочетание несочетаемого (Юрий Лонго, Алан Чумак). Вненаходимость и
внекаузальность “целителя-ясновидца”, подчеркивающие отсутствие всякой реальной связи с
обычными людьми, предназначены для той же роли, какую в античном театре играл “Deus ex machina”, внезапно появляясь в определенный момент представления как символическое
воплощение воли рока.
Генезис явления массового целительства, таким образом, прозрачен: тонкая пленка, чтобы не
сказать мыльный пузырь рационализированного репрессиями и террором общественного
сознания лопнула, и под оболочкой, расцвеченной переливающимися идеологемами “светлого
будущего” обнаружилось кишащее месиво суеверий, предрассудков, страхов и несбыточных
чаяний. Лишенная собственного “Я” особь, именовавшаяся на фабрике идеологического
производства изделием “советский человек”, оказалась на поверку дохристианским варваром, всецело находящимся в плену инфантильно-магического сознания. Сознания, не различающего
слово и реальность. Сознания, в котором господствует не сила мысли, а сила заклинания. Не
авторитет знания, а авторитет покорности. Не логос просветленного истиной чувства, а ритм и
жест экстатических состояний шаманов от эстрады.
И вот, когда на это кишащее месиво из предрассудков, страхов и смутных ожиданий налетели, подобно стаям ворон, еще и проповедники, миссионеры разных мастей и фасонов со своим
нехитрым спиритическим колониальным товаром, стало окончательно ясно: если сон разума
рождает чудовищ, то его запрет рождает химеры.
Колдуны, экстрасенсы, белые и черные маги, гадатели на картах Таро и простые прорицатели по
вдохновению, агитаторы от разношерстных сект и всевозможные ряженые — от атаманов до
кришнаитов — появились подобно шекспировским пузырям земли среди разлагающегося
социума, пытаясь отнять последнюю копейку у ограбленного, растерянного и озлобленного
населения в обмен на обещание “избавить” “исцелить” и “возродить”. Но особое место среди
сонмища новоявленных спасителей заняла, конечно, фигура “народного целителя”, так сказать, фольксхилера.
Чтобы понять этот феномен в его сокровенной сути, в способах его явления миру, вспомним