Чтобы не быть голословным, приведу несколько собственных наблюдений, помноженных на n-
ную степень повторяемости.
1. Если клиентка жалуется на то, что ее свекровь — ведьма, не мешает поинтересоваться
психиатрическим статусом ее супруга. Ибо шизофрения полиморфна, а психозы, в
свою очередь, чреваты психогенией.
2. Если клиент жалуется на то, что мысли о любимой, но недоступной женщине упрямо
преследуют его, стоит обратить внимание на его социальный статус и
поинтересоваться наркологическим.
3. Если клиентка обращается к психотерапевту с просьбой сделать так, чтобы муж
перестал ее раздражать, следует приготовиться к тому, что супруг здесь вообще ни при
чем.
4. Если юноша или девушка жалуются на беспричинные приступы внезапной слабости, апатии, усталости от жизни, необходимо вначале направить их к гастроэнтерологу и
невропатологу: холецистит и давние травмы головы могут вызывать весьма
неприятные переживания.
5. Если клиенты сообщают вам, что после посещения экстрасенса у них улучшились
отношения с близкими, следует прежде всего отметить их степень внушаемости и
учесть, что истероидность — именно тот оселок, на котором проверяется
профессионализм психолога, а затем уже пытаться или не пытаться выстраивать
возможные терапевтические отношения.
6. Если клиентка, вышедшая недавно замуж в третий раз, приходит с жалобой на то, что
опять “внезапно” разлюбила нового супруга, можете не сомневаться: до сих пор она не
нашла требующегося ей специалиста, которым в данном случае вполне может
оказаться гинеколог-эндокринолог.
Я мог бы продолжить этот ряд примеров-обобщений. Но позволю себе остановиться и высказать
следующее соображение. Обращение к психотерапевту может оказаться ошибочным, т.е. не по
назначению. В случае подобных обращений также иногда начинается некая совместная
деятельность, пусть с иллюзорными, мнимыми целями, но по форме строящаяся как
психологическая помощь. Однако здесь как бы снимается вопрос об истоках и содержании
психологической помощи, ибо слепой ведет слепого... С другой стороны, обращение к
психологу-психотерапевту может оказаться уместным и адекватным, а начавшаяся совместная
деятельность — в высшей степени целесообразной. Вот тут-то и возникает вопрос: в чем, где
искать истоки, основания этой психологической помощи, если, скажем, практика, сама
реальность современной жизни их в себе не содержит?
Какими внепсихологическими детерминантами задается то или иное целевое направление
(подход) психологической помощи? Возможно ли попытаться отрефлексировать внеситуативные
и внепсихологические феномены, определяющие специфику выстраивания иллюзорной или же
реальной психологической помощи?
В качестве некой исходной основы постижения природы “метапсихологических” детерминант я
предлагаю выделить изначальную двоичность, двойственность любого явления и предмета, лежащую в основе многообразия и предметного мира, и, как показали в своих исследованиях
гештальт-психологи, человеческого восприятия, а возможно, и познания в целом.
Позвольте обратить ваше внимание на тот несомненный факт, что эта, быть может, универсальная двоичность, бинарность, двойственность и природных явлений и, следовательно, психических структур (принадлежащих ее величеству НАТУРЕ) свойственна, как доказательно
показал Б. Ф. Поршнев, не только физическим явлениям (свет — волна и частица), но прежде
всего человеческой психике*.
Согласно терминологии Б. Ф. Поршнева, дипластия, служащая предтечей выстраивания
единицы как образа единого целого, проявляется, насколько мы можем судить об этом, и в
известном законе Элькоста (всякое человеческое чувство в норме амбивалентно), и в известных
ультрапарадоксальных состояниях ВНД, когда раздражитель одновременно и побуждает к
какой-либо деятельности и в то же время тормозит ее. Эта двойственность, обобщенная в
принципе дополнительности, зафиксирована в постклассических принципах индетерминизма и
неопределенности, согласно которым на самом деле невозможно точно знать, что именно
происходит в физической системе в данный момент.
В дипластии невозможно определить, какая из двух ипостасей является означающим, а какая
означаемым. Они одновременно и то и другое.
Чем сложнее то или иное явление, тем более явственно проявляется в нем эта “текучая”, неуловимая природа смысла. Чем менее сознание способно отразить сущность вещей и явлений, чем более погружено оно в жизнь “досмысла”, тем явственнее проявляется неуловимость