Принципиальная схему рассуждений Ганса Баумана является столь характерной, что её стоит воспроизвести более детально.
Итак, посылка 1: не в духе полководцев такого масштаба, как Ганнибал, упускать из виду, что подавлению сопротивления противника и достижению победы много способствует ликвидация организационного центра сопротивления.
Вывод: если Ганнибал понимал политическое и стратегическое значение Рима и тем не менее, добившись не просто разгрома, а практически полного уничтожения противостоящей армии, всё же не пошёл на столицу римского государства, – чего, кстати сказать, ожидали и к чему готовились прежде всего сами римляне, – то это значит, что существовали какие-то дополнительные обстоятельства, препятствовавшие попыткам немедленно, по горячим следам, нанести Риму окончательное поражение.
Посылка 2: не просматривается никаких внешних сил, никаких объективных причин, мешавших карфагенянам добить своего врага, в частности, непосредственно после победы у Тразименского озера.
Вывод: если отпуск Рима на покаяние совершался в отсутствие каких-либо серьёзных объективных препятствий для его окончательного разгрома, то это значит, что у Ганнибала, являвшегося на тот момент хозяином положения, имелись какие-то внутренние, субъективные причины, удержавшие его от попыток учинить таковой разгром.
Предлагаемое объяснение: Ганнибал не стал добивать Рим, когда это было удобнее всего сделать, ровно для того, чтобы не наступил мир, чтобы продолжалась война, и он, Ганнибал Барка, имел бы возможность исполнять свою клятву в вечной ненависти к Риму в наиболее, со своей точки зрения, полноценной форме – убивая римлян на поле боя. (Истреблять гражданское население, а также побеждённых и сдавшихся не позволяли, во-первых, неписаный, но в то время ещё в основном соблюдавшийся кодекс воинской чести, а во-вторых, господствовавший в Средиземноморье рабовладельческий способ хозяйствования, требующий везде, где возможно, заменять немедленное убийство медленным.)
* * *
Сравним с этой схемой один из фрагментов творческого наследия многократно и, правду сказать, не всегда несправедливо критиковавшегося В. С. Пикуля.
Итак, в том, что “потемкинские деревни” были “потемкинскими деревнями”, то есть попыткой изобразить благополучие и процветание там, где их и в помине не было, никто ни минуты не сомневался; не сомневался потому, что … – далее по тексту. В. С. Пикуль, ознакомившись ближе с обстоятельствами дела и личностью Григория Александровича Потемкина, усомнился. Плоды этих сомнений изложены в теперь уже широко известном романе “Фаворит”, но всё же здесь стоит воспроизвести их основные моменты.
Так вот прежде всего В. С. Пикуль разводит в этой проблеме собственно “деревни” из домов в одну раскрашенную стену и реальные населённые пункты, лихорадочно приводившиеся в порядок перед прибытием императрицы, и замечает по сему поводу, что прибираться – будь то в доме или городе – в ожидании гостей, тем более высоких, суть дело самое обычное и естественное. (К чему можно добавить, что, даже считая наведение внешнего лоска перед прибытием столичного начальства злостным показушничеством, всё же некорректно связывать это явление с именем Г. А. Потемкина, ибо сия славная российская традиция сложилась задолго до него.) Что же касается “потемкинских деревень” в узком смысле, то здесь автор рассуждает так:
Посылка 1: не в духе государственных деятелей такого масштаба, как Г. А. Потемкин, пускаться на столь примитивные подлоги, тем более что, двигаясь со скоростью кареты, просто физически невозможно принять нарисованный дом за настоящий.
Вывод: Приказывая строить бутафорские поселения, Г. А. Потемкин и в мыслях не имел выдавать их за реальные.
Посылка 2: из всех выездов Екатерины II “потемкинские деревни” предъявлялись ей только по ходу путешествия на юг, по Новороссии и Крыму.
Предлагаемое объяснение: “потемкинские деревни” были задуманы, выполнены и представлены императрице и её свите именно как макет, развёрнутый на натуре макет того, что предполагается создать в Причерноморье и Крыму. Другое дело, что дополнительные комментарии к этому макету – по последовательности и срокам введения в строй различных объектов, потребностям в финансовом и материально-техническом обеспечении, ожидаемой эффективности и т. п. – могли слышать лишь те, кто находился в непосредственной близости к Г. А. Потемкину (например, в одной с ним карете), остальным же до всего приходилось додумываться самостоятельно.