Трезвые, основанные на логике, разумные оценки людей и событий – преимущественно людей – ему заменяли доверчивые импульсивные впечатления, которые неизменно его подводили, потому что основывались на доброте, а не на фактах. Да, именно так. Этому человеку было свойственно ошибаться, что и делало его таким привлекательным. Такого человека, подумал Луэллин, он никогда бы не смог обидеть.
Они вернулись в библиотеку и растянулись в двух больших креслах. В камине горел огонь, но не потому, что в этом была необходимость, а просто чтобы создать ощущение домашнего уюта. Снаружи доносился плеск моря, а в окна лились ароматы вечерних цветов.
– Видите ли, – сказал Уилдинг, – меня всегда интересовали люди. Что ими движет, если можно так выразиться. Вы, наверное, считаете, что я подвергаю их хладнокровному анализу.
– Только не вы. Вы любите людей и поэтому ими интересуетесь.
– Да, это так. – Он немного помолчал и сказал: – Что может быть благороднее, чем помочь ближнему!
– Если бы! – воскликнул Луэллин.
– Странно, что именно вы относитесь к этому скептически.
– Я просто отдаю себе отчет в том, какие огромные трудности сопряжены с вашим предложением.
– А что в этом трудного? Люди хотят, чтобы им помогали.
– Да, мы все склонны верить, что кто-то каким-то волшебным образом добудет для нас то, чего не можем или не хотим добыть мы сами.
– Нужны лишь сострадание и вера, – серьезным тоном произнес Уилдинг. – Надо верить, что добро порождает добро. Люди отзываются на доверие к ним. Я много раз бывал тому свидетелем.
– Надолго ли?
Уилдинг поморщился, будто задели больное место.
– Можно водить рукой ребенка по бумаге, но когда вы уберете свою руку, ребенку все равно придется учиться писать самому. Ваша помощь может только отодвинуть процесс обучения.
– Вы пытаетесь разрушить мою веру в человека?
Луэллин улыбнулся:
– Мне кажется, что я призывал вас пожалеть человека.
– Побуждать людей проявлять себя наилучшим образом…
– Значит вынуждать их жить по очень высоким меркам. Быть всегда на высоте, как ждут от вас другие, – значит жить в постоянном напряжении. А слишком высокое напряжение приводит к срыву.
– Выходит, надо полагаться на худшее в людях? – с иронией спросил Уилдинг.
– Нельзя отрицать такой возможности.
– И это говорите вы, человек, посвятивший жизнь религии?
Луэллин улыбнулся:
– Христос сказал Петру, что прежде, чем пропоет петух, тот трижды Его предаст. Он знал слабость характера Петра лучше его самого, но любил его от этого не меньше.
– Нет, я не согласен с вами, – с горячностью возразил Уилдинг. – Моя первая жена… – он на мгновение запнулся, – могла бы быть… прекраснейшим человеком. Но попала под дурное влияние. А ей нужна была любовь, доверие, вера. И если бы не война… – Он помолчал. – Ну, в общем, это была не самая страшная трагедия войны. Я был далеко, она осталась одна, попала в плохую компанию. – Уилдинг снова помолчал и вдруг резко сказал: – Я ее не виню. Она стала жертвой обстоятельств. Тогда это меня просто сломило. Думал, никогда уже не оправлюсь. Но время лечит… – Он развел руками. – Не знаю, зачем я вам рассказываю о своей жизни. Мне бы больше хотелось узнать о вашей. Вы для меня – нечто абсолютно новое. И мне хочется знать все «почему» и «как» вашей жизни. Я был под большим впечатлением от вашей проповеди. Не потому, что вы покорили аудиторию, – это понятное явление. То же делали и Гитлер, и Ллойд Джордж. В той или иной степени это умеют делать политики, религиозные деятели и актеры. Это – дар. Меня заинтересовал не произведенный вами эффект, а вы сами. Почему вас привлекла именно эта деятельность?
– Вы спрашиваете меня о том, чего я и сам не знаю.
– Наверное, прежде всего глубокая религиозность. – Уилдинг говорил, слегка смущаясь, что вызвало у Луэллина улыбку.
– Проще говоря, вы имеете в виду веру в Бога? Но это не ответ на ваш вопрос. Веря в Бога, достаточно было бы преклонить колена где-нибудь в тихой комнате. Это не объяснение, которое вы бы хотели от меня услышать. Зачем подниматься на трибуну?
– Возможно, вы чувствовали, что таким образом можете принести больше пользы, воздействовать на более многочисленную аудиторию? – нерешительно предположил Уилдинг.
Луэллин окинул его задумчивым взглядом: