26 С этим заявлением, которое может поразить читателя как эксцентрическое, мы приходим к одной из центральных аксиом алхимии, высказанной Марией Пророчицей (См. пар. 209 ниже. Прим.ред.): "Одно становится двумя, а два -тремя, и [благодаря] третьему одно - четвертое". Как читатель уже видел по названию, эта книга посвящена психологическому значению алхимии и, таким образом, проблеме, которая с незначительными исключениями вызывает далеко ведущий научный поиск. Еще недавно науку интересовала лишь роль, которую алхимия играла в истории химии, ее роль в истории философии и религии затрагивалась очень мало. Важность алхимии в историческом развитии химии очевидна, но ее культурное значение еще так мало известно, что невозможно сказать в нескольких словах, в чем оно состоит. В этом введении, однако, я пытаюсь подчеркнуть религиозные и психологические проблемы, близкие к теме алхимии. Дело в том, что алхимия скорее подобна подводному течению в христианстве, властвующему на поверхности. Для этой поверхности она то же самое, что сон для сознания, и как сон компенсирует конфликты разума, так и алхимия пытается заполнить брешь, образованную христианским напряжением противоположностей. Может быть, самым содержательным выражением этого является аксиома Марии Пророчицы, цитированная выше, проходящая как лейтмотив через весь период существования алхимии, который простирается более чем на семнадцать столетий. В этом афоризме четные числа, которые означают женский принцип, землю, подземное и само зло, вставлены между нечетными числами христианской догмы. Они персонифицированы в serpens mercurii[28], драконе, который сам себя порождает и уничтожает и представляет prima materia. Эта фундаментальная идея алхимии возвращает к !!!![29] (Tehom)[30] , к Тиамат[31] с ее сущностью дракона и, следовательно, к первобытному матриархальному миру, который согласно богоборческому мифу о Мардуке,[32] был порожден волевым аспектом отца.
Исторический сдвиг в мировом сознании в сторону мужского компенсируется в первую очередь хтонической женственностью бессознательного. Действительно, некоторые дохристианские религии дифференцировали мужской принцип в форме диады "Отец-Сын", что должно было иметь крайне важное значение для христианства. Если бы бессознательное было просто дополнительным, этот сдвиг сознания сопровождался бы акцентированием на Матери и Дочери, для чего под рукой лежал необходимый материал в мифе о Деметре и Персефоне. Но, как показывает алхимия, бессознательное выбрало скорее тип "Кибела -Аттис" в форме prima materia и filius macrocosmi[33] доказывая этим, что оно не дополнительно, а компенсаторно. Это показывает, что бессознательное совершает акт не просто противоположный сознанию, но изменяет его в манере оппонента или партнера. Тип Сына не вызывает Дочь из глубины "хтонического" бессознательного как дополняющий образ - он вызывает другого Сына. Этот примечательный факт, по-видимому, связан с инкарнацией в нашу земную человеческую натуру чисто духовного Бога, совершенную Святым Духом, оплодотворившим чрево Пресвятой Девы. Так высшее, духовное, мужское вошло в низкое, земное, женское; и, соответственно, Мать, которая противостояла миру Отца, приспособила себя к мужскому принципу, и с помощью человеческого духа (алхимии или "философии") произвела Сына - не антитезу Христа, но его хтонического двойника, не божественного человека, а мифическое существо, единосущее с природой Праматери. И как задачей "высшего" Сына является спасение человека микрокосма, так функцией "нижнего" сына является salvator macrocosmi[34].
27 Такова вкратце драма, которая разыгралась во мраке алхимии. Очень важно отметить, что эти два сына никогда не были объединены, кроме как, возможно, в уме и внутреннем переживании немногих одаренных алхимиков. Нетрудно видеть "цель" этой драмы: в инкарнации это выглядит как если бы мужской принцип Отца-мира приближался к женскому принципу Матери-мира, с тем, чтобы последний побуждался, в свою очередь, приблизиться к Отцу-миру. Очевидно, что значение этого заключалось в попытке установить мост над пропастью, разделяющей два мира, как компенсацию открытого конфликта между ними.
28
Змей Меркурия (лат.) имеется в виду Уроборос, один из центральных символов алхимии, бесконечность и цикличность творения.
31
Морс в аккадской мифологии персонификация первозданной стихии, воплощение мирового хаоса. Убита Мардуком, который рассеял тело Тиамат на две части Небо и Землю. Изображалась в виде чудовищного дракона.
32
Читатель найдет подборку таких мифических мотивов в книге Lang, Hat ein Gott die Welt erschaffen. К сожалению, филологический критицизм исключил очень многое из этой книги, интересной хотя бы своей гностической тенденцией.