36 В процессе лечения диалектическое обсуждение последовательно приводит к встрече пациента с его "тенью", той темной половиной психе, которую мы неизбежно освобождаем с помощью проекции: либо отягощая ближних - в широчайшем или в наиболее ограниченном смысле слова - всем, в чем виновны сами, либо возлагая наши грехи на божественного посредника с целью contritio или более мягкого attritio[42]. Мы знаем, конечно, что без греха нет раскаяния, а без раскаяния нет искупления, и что без первородного греха спасение мира могло бы никогда не придти; но мы старательно избегаем вопроса, не было ли у Бога специальной цели, когда он придал такую силу злу, а знать это очень важно. Человек часто чувствует влечение к этой мысли, когда, подобно психотерапевту, ему приходится иметь дело с людьми, которые сталкиваются со своей чернейшей тенью.[43] Во всяком случае, врач не может указать с выражением легкого морального превосходства на скрижали закона и сказать: "Ты не должен". Он обязан объективно исследовать вещи и взвесить возможности, потому что он знает, скорее не из религиозных упражнений и воспитания, а из инстинкта и опыта, что существует нечто подобное felix culpa[44]. Он знает, что кто-то может пройти не только мимо собственного счастья, но и мимо крайней виновности, без которой человек никогда не достигнет своей целостности. Целостность - это, в действительности, харизма, которой никто не может достичь ни искусством, ни хитростью; с ней можно только срастись и вытерпеть то, что ее появление может принести. К сожалению, люди не одинаковы, человечество состоит из индивидуумов , чья психическая структура соответствует разным этапам развития этой структуры на протяжении по меньшей мере последних десяти тысяч лет. Нет абсолютной истины, которая принесла бы спасение одному человеку, а проклятие другому. Все универсалии застревают на этой ужасной дилемме. Раньше я говорил о пробабилизме иезуитов: это лучшее, чем что-либо еще в огромной католической задаче церкви.[45] Даже благонамеренные люди боятся пробабилизма, но, столкнувшись лицом к лицу с реалиями жизни, многие находят, что их страх испаряется, или улыбка исчезает. Врач должен также взвешивать и размышлять не столько о направленности некой вещи за или против церкви, но и то, насколько она полезна для жизни и здоровья. На бумаге моральный кодекс выглядит ясным и достаточно чистым; но тот же документ, написанный на "живых скрижалях сердца" часто представляет собой жалкие лохмотья, особенно в устах тех, кто слишком громко кричит. Повсюду мы видим, что зло есть зло и что без колебаний надо его осуждать, но это не мешает злу быть самой проблематичной вещью в жизни человека, требующей глубочайшего размышления. Самого пристального внимания заслуживает вопрос: "Кто именно является исполнителем?" Потому что ответ на этот вопрос определяет ценность действия. Это правда, что общество придает большое значение прежде всего тому, что сделано, но в конце концов, благое дело дурных рук имеет тоже печальные последствия. Никто дальновидный не позволит себе обмануться благим делом дурного человека больше, чем неправильным поступком человека порядочного. Следовательно, психотерапевт должен фиксировать свое внимание не на том, что сделано, а на том, как оно сделано, потому что этим определяется весь характер исполнителя. Зло нуждается в том, чтобы над ним размышляли в той же степени, что и добро, потому что добро и зло - это идеальные продолжения и абстракции действий, и оба принадлежат к светотеням жизни. В конечном счете, нет добра, которое не могло бы породить зло и нет зла, которое не могло бы породить добро.
42
Coniritio —это "совершенное" раскаяние; attritio —"несовершенное" раскаяние (contritio imper(ecta), к которому относится contritio naturalis. Первое относится к греху как к противоположности высшего блага, последнее порицает его не только из-за слабой и отвратительной природы, но также из страха наказания.
43
Религиозная терминология приходит естественным образом, как единственно адекватная, когда мы встречаемся с трагической судьбой, которая является неизбежным спутником целостности. "Моя судьба" (рок) означает демоническую волю, потому что судьба — воля, не совпадающая необходимым образом с моей собственной (волей эго). Когда она противостоит эго, трудно не чувствовать действительную "силу" в ней, божественную или адскую. Человек, который покоряется своей судьбе, называет ее волей Бога; человек, ведущий безнадежную изнурительную борьбу с ней, более склонен видеть в ней дьявола. В любом случае такая терминология встречает всеобщее понимание.