Дневник заканчивается следующей записью: «Я превратился в скелет, который еще двигается. Все силы покинули меня. Вскоре я не смогу больше писать. Я искренне раскаиваюсь во всех грехах, которые совершил, и молю Бога, чтобы никто больше не заслуживал тех мук, какие я перенес... Предаю свою душу тому, кто мне ее дал, и надеюсь найти милосердие в...».
В известных науке случаях крайне длительной географической изоляции у таких людей через три-пять лет исчезали цивилизованные обычаи, манеры и вкусы; они теряли способность бегло разговаривать, их память слабела, уменьшалась способность к абстрактному мышлению. Интересы и перспективы их деятельности сужались; сила ума, в основном, была направлена на физиологическое самосохранение.
Аналогичные изменения, как указывает Дж. Б. Фурст (170), в психике можно найти у пастухов, одиночных старателей и отшельников, которые живут изолированно от общества длительное время. Говоря об отшельниках, необходимо учитывать, что отчасти это были фанатичные люди, страдающие паранойей.
Таким образом, если изменения в психике не носили патологического характера, то люди, пробывшие длительное время в условиях географической изоляции и вновь оказавшиеся в обычных условиях жизни, довольно быстро возвращались к своему прежнему состоянию.
Если описанные «робинзоны» волей судьбы были изолированы от общества, то люди, пересекающие в одиночку океан, обрекают себя не только на изоляцию, но и на большой риск.
2.3 «Курс — одиночество»
Находясь один на маленькой яхте, всякий человек, располагающий богатым воображением и избытком свободного времени, может, если у него на это хватит ума, довести себя до холодного пота размышлениями о грозящих ему опасностях, находящих отражение в галлюцинациях.
В. Хауэлс
Идея пересечь в одиночку на парусной лодке океан принадлежит датчанину Альфреду Енсену, который в 1876 г. пересек Атлантику за 54 дня. Большое мужество проявил Дж. Слокам, который на яхте «Спрей» совершил кругосветное путешествие в одиночестве. Плавание началось 24 апреля 1895 г. и длилось 3 года 2 месяца и 2 дня. О своем путешествии он написал книгу «Один под парусом вокруг света». Он рассказывает в ней, что в безмолвии унылого тумана чувствовал себя бесконечно одиноким, как насекомое, плывущее на соломинке. Закрепив штурвал, моряк ложился спать, а «Спрей» сам шел намеченным курсом. В такие дни его охватывало чувство страха, а память работала с поразительной силой. Все угрожающее и незначительное, малое и большое, удивительное и обыденное возникало и странно чередовалось в его памяти. Перед ним возникали страницы прошлого и, казалось, позабытого. Смеющиеся и плачущие голоса рассказывали ему о том, что он слышал в различных уголках земного шара. «Я очутился один в безбрежном океане, — пишет Дж. Слокам. — Даже во сне я понимал, что одинок, и ощущение одиночества не покидало меня ни при каких обстоятельствах. Когда меня одолевало одиночество, я устанавливал дружеские отношения со всем меня окружающим, а порой и собственной малозначащей персоной» (164, с. 97).
Только в штормовую погоду, когда он был загружен работой, чувство одиночества покидало его, но с наступлением штиля возвращалось вновь. Боясь разучиться говорить, Дж. Слокам громким голосом отдавал сам себе команды по управлению судном. Ровно в полдень, когда солнце стояло в зените, он по всем морским правилам кричал: «Восемь склянок!» Находясь в каюте он спрашивал воображаемого рулевого: «Как на румбе?» или «Какой курс?»
В следующих главах мы еще будем возвращаться к необычным психическим переживаниям этого отважного моряка. Здесь же скажем, что его именем названо общество яхтсменов, которое организует международные трансатлантические гонки.
О перипетиях спортсмена в таком плавании рассказывает В. Хауэлс в книге «Курс — одиночество». После месячного путешествия у него начало падать настроение. Услышав в передаче по радио о кончине известного в Англии политика Бивена, ему вдруг стало безумно грустно, хотя он ни разу не видел этого человека и во многом не соглашался с его политикой. Возникшее эмоциональное состояние он описывает так: «У меня появился комок в горле. За много миль от дома я лежу в своей деревянной коробке. Кто-то выпустил в воздух эту стрелу, и я, ничего не подозревая, повернул ручку приемника, и эта стрела вонзилась в мою душу. Этакое тонкое древко познания, отравленное острой болью, сорвалось с тетивы, роль которого сыграла кончина земляка-кельта. Мои глаза увлажнились, и слезы, не стесняясь, побежали вниз по щекам... Расчувствовался не в меру. Зачем же так?