Революционер М. А. Бакунин
Одной из первых разработала и поставила на «индустриальные рельсы» систему одиночного заключения тюрьма, построенная в XVIII в. в штате Пенсильвания. Создатели ее с гордостью указывали на то, что пять тюремных надзирателей стерегут 288 арестантов вез всякого оружия, без дубинок и собак. За описанием в радужных красках внешнего вида и обстановки американские «филантропы» скрывали нравственное воздействие тюрьмы, которая по самой своей природе является местом физического и психического страдания.
Одним из первых, кто разглядел за внешним «благополучием» системы одиночного заключения все душевные муки и страдания людей, был Ч. Диккенс. Посетив в Филадельфии (штат Пенсильвания) тюрьму, он привел следующее ее описание: «Между зданием тюрьмы и окружающей его стеной разбит большой сад. Сквозь калитку в массивных воротах нас провели по дорожке к центральному корпусу, и мы вошли в большую комнату, из которой лучами расходятся семь длинных коридоров. По обе стороны каждого из них тянутся длинные-длинные ряды низеньких дверок, ведущих в камеры, на каждой стоит номер... Когда стоишь посередине и смотришь вдаль этих мрачных коридоров, унылый покой и тишина, царящая в них, приводят в ужас... На голову и лицо каждого заключенного, как только он вступает в этот дом скорби, набрасывается черный капюшон, и под этим темным покровом, символом завесы, опустившимся между ним и живым миром, его ведут в камеру, откуда он ни разу не выйдет до тех пор, пока полностью не истечет срок его заключения. Он ничего не знает о жене и детях, о доме и друзьях, о жизни или смерти какого-либо живого существа. К нему заходит лишь тюремщик, — кроме него, он никогда не видит человеческого лица и не слышит человеческого голоса. Он заживо погребен; его извлекут из могилы, когда годы медленно совершат свой круг, а до той поры он мертв для всего, кроме мучительных тревог и жуткого отчаяния.
Его имя, его преступление, срок его страдания — не известны даже тюремщику, который приносит ему раз в день пищу. На двери его камеры имеется номер, и такой же номер стоит в книге, один экземпляр которой хранится у начальника тюрьмы, а другой у духовного наставника, — это ключ его истории. Кроме как на этих страницах вы не найдете в тюрьме никаких указаний на его существование, и, проживи он в одной и той же камере хоть десять томительных лет, ему так и не придется узнать, вплоть до последнего часа, в какой же части здания он находился, какие люди окружают его, и в долгие зимние ночи напрасно он будет томиться догадками, есть ли поблизости живые существа, или же он заперт в каком-нибудь заброшенном уголке большой тюрьмы и от ближайшего собрата по мукам одиночества его отделяют стены, переходы и железные двери (61, с. 126—128).
Ч. Диккенсу, как всемирно известному писателю, было сделано исключение; он посетил многих заключенных. «Я считаю, — пишет он, — это медленное, ежедневное давление на тайные пружины мозга неизмеримо более ужасным, чем любая пытка, которой можно подвергнуть тело; оставляемые им страшные следы и отметины нельзя пощупать, и они не так бросаются в глаза, как рубцы на теле; наносимые им раны не находятся на поверхности и исторгаемые им крики не слышны человеческому уху, я тем более осуждаю этот метод наказания, что, будучи тайным, оно не пробуждает в сердцах людей дремлющее чувство человечности, которое заставило бы их вмешаться и положить конец этой жестокости...
По глубокому убеждению, независимо от вызываемых ими нравственных мук, — мук столь острых и безмерных, что никакая фантазия не могла бы здесь сравниться с действительностью, одиночество заключенных так болезненно действует на рассудок, что он теряет способность воспринимать грубую действительность внешнего мира с его кипучей деятельностью. Я твердо уверен, что те, кто подвергся такого рода испытанию, должны вернуться в общество морально неустойчивыми и больными» (61, с. 125, 138).
В романе «Чума» французский писатель А. Камю описывает переживания людей в изолированном вследствие эпидемии чумы городе Оране: «Они переживают, таким образом, глубокое страдание всех заключенных и всех ссыльных: жизнь памятью, которая ничему не служит. Прошлое, о котором они беспрестанно размышляют, только повод для сожаления. Обеспокоенные своим настоящим, враги своего прошлого и лишенные будущего, мы были очень похожи на тех, которых закон или человеческий гнев заставил жить за решеткой» (94, с. 40).
Одиночное заключение широко использовалось царским самодержавием в борьбе с революционным движением в России. М. Н. Гернет в своем пятитомном труде «История царской тюрьмы» дал глубокий анализ карательной системы царского правительства и подробно описал все места лишения свободы.