Скажем, вежливо подошедший персонал с парой полотенец наперевес локтя, услужливо поклонившись спросит этого гостя: «Вам как обычно?».
Тот ответит молчаливым кивком, что все собравшиеся разметая сочтут за согласие, а официанты не долго думая сходят на кухню за свежей, ещё не распечатанной бутылкой игристого вина.
Самый прыткий из них обязательно вышколенным движением поставит перед гостем пузатый бокал, в котором уже пузырится то самое, что по слухам здешних ирландских сомелье оставляет ощущение нежного бархата под языком.
Посетитель так и останется сидеть с чистейшей белизны салфеткой на коленях лишь для того, чтобы ещё раз вкусить сего редкого напитка да заесть простой закуской из пармезана с ветчиной, зовущейся на языке испанских басков натуральным хамоном. Бар, как подобает серьёзному заведению, работает допоздна.
Быть в растрёпанных чувствах наперекор осенней хандре — возможно так следует вести себя на излёте тёплой летней погоды, попав под влажную стену падающих дождинок и проходя мимо лежащих на мостовой сильно перепитых граждан.
Где-то в момент самосознания в далёких краях могут взыграть исконно русские привычки наподобие храбрых плясок вокруг деревянного божетсвенного изваяния и языческих прыжков через костёр, но всё это в целом совсем не означает ощущения бытия ирландца через сознание.
Послы доброй воли, получившие культурное образование в северных широтах, себя не могут найти от машущих им рукой белокурых норманнов в деревянных лодках, тихо-мирно отстающих в портовых деревнях и весях.
Настоящий ирландец, думалось в тех суровых погодных условиях Виктору, обязан носить на себе копну огненно-рыжих волос — словно его черепная коробка могла полыхать в темноте ярким огнём подобно самой долгой парафиновой свече. Его угрюмый вид дополнялся твёрдым телосложением жёстко воспитанного лесоруба с мало кому понятным волевым характером.
Именно такими маленькому Виктору представлялись таинственные участники клуба «Союз Рыжих» из детской книжки о добром сыщике Шерлоке Холмсе. Чуть позже со страниц детской литературы ему представился друг главного героя Рон Уизли, а общую картину дополнило грустное интервью популярного государственного деятеля Анатолия Чубаккса. Хорошо хоть, электричество в доме есть — свечки не надо жечь.
Глава двадцать четвёртая
Погожим вечером Марк возвращался с собеседования. Не сказать, что сильно скучал по своему «серому другу» — домашнему компьютеру: дома царил хаос похлеще вселенского, а потому было необходимо привести скромную домашнюю обитель в полный порядок.
Протирая пыль с полюбившихся ему домашних вещей, ему было слегка трудно вспомнить, все ли награды достались ли ему по бурной молодости ибо же «мне просто хотелось развлечься»: так, по крайней мере, думалось ему в те далёкие года.
Портативная станция в углу подоконника транслировала в привычном всем стоящим в трафике городским автомобилям диапазоне. Где-то в ящике морозильной камеры хранились святая святых любого холостого мужчины того времени — пельмени в герметично запакованной пачке, и он о них не забывал. На стенах кое-где виднелись вмятины от слегка отошедших по краям обоев восточного стиля.
Чего же Марку не хватало в тот вечер: спокойствия, сытости? Может быть, покупательской способности? Разумеется, любое средство четвёртой власти насыщает организм таким образом, что кажущийся на первое время информационный голод замещается чудесным настроением ведущих и отрывками тридцатисекундных рекламных блоков. За сим увлекательным занятием проходили вялые сомнения хозяина комнаты. Умный ли, интересно знать, у него дом? Ясное дело: умнющий…
Позже, врубив электронно-вычислительную машину, преуспевающий программист слегка полазил по внутренней кириллистической сетке, на всякий пожарный случай избегая глубоких заводей даркнета. Стоило ли его чуткого и неусыпного внимания актуальная информация на сегодняшний день? Безусловно.
Чуть ранее он по доброте душевной искренне удивлялся, зачем в уютной блогосфере пишут количество минут, замеряемых на чтение той или иной статьи. В итоге перед глазами появлялось сухое мнение автора, несущее в себе премного больше стандартного набора символов и всякого рода файлов.
Марк не мог себе простить однозадачности: в школе на уроках информатики его учили простому двоичному чередованию чисел в программном коде, что напрочь мешало свободе действий и напрочь закрепощало бьющий из сознания креатив. В обычном кабинете информационной безопасности его живой ум мог выполнять задачи одну за другой до самого вечера, но лишал его самого таланта творить художественные замыслы.