…он прикоснулся к ее коже губами, скользнул сверху вниз… Она сидела прямо, почти не обращая на него внимания, не мешая ему любоваться ее красотой и покрывать поцелуями тело…
…обвивая ее, как змея обивает ствол дерева, и ему вдруг действительно захотелось стать маленькой бронзовой змейкой, в облике которой он мог бы проникнуть в каждую щелку ее тела, поцеловать каждый миллиметр кожи, попробовав на вкус тонким раздвоенным языком каждый кусочек ее желанной плоти…
Он раскрыл коробочку с кистями, выбрал две: черную беличью, более мягкую, и белую, упругую – из козьего волоса, и начал водить ими по прохладной поверхности ее тела, жадно ловя ответные вибрации. Холодный мрамор постепенно оживал под мягкими волосками, он чувствовал, как под кожей, в таинственной глубине ее тела, зарождалась волна ответного желания, и ее черные струи выбрасывали свои протуберанцы вверх, пока еще не достигая поверхности. Он провел кистью между лопаток, потом повторил этот путь уже губами, чувствуя, как звенят в глубине ее тела потоки набирающей силу страсти. Губы пунктиром отметили течение подземной реки, но они были слишком грубы для столь нежной работы, и тогда он провел членом вдоль ее позвоночника. Головка его фаллоса коснулась соска, и между ними пробежал разряд электрической искры…
Статуя постепенно наливалась живой теплотой, и сквозь тонкую кожу он чувствовал вибрацию либидо и уже с трудом сдерживаемый поток встречного стремления к единению. И вот он почувствовал внутри себя гулкий взрыв глубинной бомбы, и волны желания вырвались на поверхность сознания, заглушив другие мысли. Он привлек ее на подушки и распахнул ноги.
Влажная, полная фантастическими ароматами ее тела сумрачная пещера позвала его к себе, и он погрузился в нее лицом, как в воду. Губы ощутили восхитительную нежность ее влагалища, оттеняемую жесткостью волос. Язык прикоснулся к мягкому бугорку у вершины пещеры, он ощутил, как по ее телу прошла ответная волна. Словно крыло тропической бабочки, его язык порхал по скользкой поверхности половых губ, обмахивая вход во влагалище и задевая краем вздрагивающий в ответ на каждое прикосновение клитор. Он испытывал буйный восторг и неукротимое стремление полностью вонзиться в благодатную священную пещеру ее тела, погрузиться в нее насколько возможно и утонуть в ее теплом, вязком сумраке. Потом, словно волна, откатившаяся с песчаного берега обратно в море, это желание схлынуло, и возникло другое, еще более жгучее: звенящий на ветру флажок на конце казачьего копья уже присмотрел свою жертву и готовился войти в податливую плоть.
Ей захотелось проделать это сзади, и он не имел ничего против такой позиции. Он готов был любить ее как угодно – в данный момент форма не имела никакого значения, ибо его переполняло желание поскорее соединиться с любимой.
Красота ее тела в очередной раз потрясла его – лучшая афинская амфора рядом с плавным совершенством ее бедер показалась бы примитивным горшком, изгибы ее груди и изящество покатых плеч сводили с ума и заставляли дрожать от желания войти в нее. Руки искали опору, судорожно цепляясь за плечи, грудь, бедра: ему хотелось одновременно прикоснуться к каждой клеточке ее тела, быть везде и нигде.
Потом они сменили положение тел, и ее лицо оказалось возле его фаллоса. Восхитительные губы нежно обняли головку члена и заскользили по нему во все убыстряющемся темпе. Но в этот раз он не хотел такого финала. Ему надо было закончить там, где он начинал, – во владениях Джин-Джина, и они продолжили любовную игру лежа. Темп все убыстрялся, он захватывал и нес куда-то вперед, кружа голову и одновременно заставляя ее терять. Вихрь смерча захватил его, и в этой бешенной карусели мелькали соски ее грудей, которых он на лету пытался коснуться губами, ее теплые и зовущие губы, мягкая раковина ее уха, в которую он в этом бешеном кружении пытался прокричать слова любви, переплетенье ее гибких рук и шелковистая сеть ее волос. Ураган кружил его и нес все выше и выше, но центр этого сумасшедшего торнадо был внизу – у подножия ее ног – в темной бездне ее влагалища. Именно там в этот момент безумствовал его член, то вонзаясь очертя голову вперед, то на краткий мог вырываясь наружу, то крутясь в диком танце по стенкам своей тюрьмы, словно вор-рецидивист, который одновременно мечтает из нее вырваться и в то же время понимает, что именно там его место по жизни. Но, к сожалению, всему наступает конец. Камикадзе увидел свой авианосец и устремил самолет в смертельное пике. Взрыв разбросал куски плоти по океану. Чертов презерватив не дал разлететься сперме по влагалищу, и вой миллионов сперматозоидов расколол его сознание. Все было кончено. Взрыв сверхновой звезды напрасно разорвал пространство в далекой галактике… Жаль, что через пятьдесят тысяч лет никто не увидит вспышку на небе».