— Хорошо, пойдём, — подчинилась она. — Но ничего лишнего! И никаких попыток…
— Снять проклятие?
— Именно.
— Хорошо, — кивнул Сагрон. — Не буду. Клянусь.
Котэсса, хоть это и было глупо, позволила себе поверить.
Глава 20
Жодор топтался на одном месте с видом оскорблённого медведя и смотрел на Сагрона так, словно тот задолжал ему душу в недавней схватке. Сагрон этот пристальный взгляд упрямо игнорировал, да ещё и с таким видом, словно не понимал, зачем вообще доцент Ольи переступил порог его скромной подсобки. Необходимое зелье, впрочем, не прошедшее клинические испытания, покоилось в его кармане, и мужчина не спешил выдавать Жодору его месторасположение.
— Вы что-нибудь хотели, доцент Ольи? — уточнил он, переставляя бумажки с места на место.
— Я хотел своё зелье. Или как вы собираетесь освобождать меня от хвоста? Может быть, это какое-то заклинание?
Хотя Сагрон и вызывался помогать доценту Ольи, признаться, он испытывал страстное желание заставить его хоть немножечко помучиться, выстрадать эту маленькую бутылочку. Может быть, оттого, что Жодор никому в жизни ничего хорошего не сделал, а может, просто из вредности. Он задержался бы и на дольше, но, увы, время поджимало, и мужчина собирался отправиться сегодня к Котэссе, так что…
Избавиться поскорее от надоевшего коллеги и отправиться по своим делам.
— Вы обещали мне помочь! — голос Жодора зазвучал совсем уж тонко. — Неужели все старания зря?
— Ай, ну вас! — досадливо махнул рукой Дэрри. — у меня что-то получилось, но я на себе эксперименты не ставил, так что не знаю, сработает или нет. Побочные эффекты вроде бы должно снять, но…
Он вынул было из кармана бутылочку и собирался отмерить Жодору в стакан несколько капелек, но не успел. Тот протянул свою пушистую руку, едва не оцарапал новообразовавшимися когтями его плечо и выхватил-таки пузырёк, откупорил его — коготь знатно разрезал бутылочный корок, — и выплеснул себе в рот всё содержимое.
— Вообще-то, — отметил Сагрон, — я предполагал, что это зелье будет для внешнего применения. Но уж если вы его выпили…
Жодор икнул и тут же пугливо схватился за живот.
— Оно ядовитое? — спросил он дрожащим голосом.
— Нет, — отмахнулся Сагрон. — Там нет ничего вредного. Но, если вы не знаете, для зелья такого характера используется интересный список ингредиентов… Наколдуйте себе, будьте добры, тазик, я не хочу, чтобы отходы мышиной жизнедеятельности оставили следы на моём полу.
Жодор зажал рот ладонью — и в тот же момент поражённо уставился на вторую свою руку. Медленно, но верно шерсть начинала расти.
— Мне стало только хуже! — взвыл он. — Что ты наделал, глупец!
— Не стоит так радикально выражаться, — безропотно пожал плечами Сагрон. — Мне кажется, надо подождать.
За спиной замотылялся хвост. Дёрнувшись пару раз в предсмертных конвульсиях, он наконец-то соизволил отпасть, и Сагрон проводил его пристальным, холодным и совершенно равнодушным взглядом.
Второй был более устойчивым. Для начала он вырос в полтора раза, достиг ширины крокодильего, а после стрелой ринулся вперёд, утягивая за собой и Жодора, и отпал только в нескольких сантиметрах от противоположного окна, кончиком коснувшись стекла.
Это действительно был крысиный хвост — надо же, а ведь их на самом деле в последнее время большой дефицит! Сагрон не сомневался, что такое приобретение следует сохранить; мало ли, вдруг ему где-то пригодится. Или сдать это чудо на кафедру Зельеварения, там в последнее время хвосты и крысы были в почёте.
Рог, появившийся на голове у Жодора неделю назад, тоже зашатался, заскрипел и упал наконец-то ему под ноги. На голове осталась только шишка, словно кто-то очень сильно ударил его по голове, но это как раз-таки можно было нивелировать коротеньким заклинанием.
Шерсть тоже выпала. Она осыпалась горкой на пол, благо, не на книги, а после превратилась в пепел под строгим взглядом Сагрона, сама себя подмела и пропала куда-то.
— Вы мой спаситель! — Жодор благодарно посмотрел на бутылочку. — Я свободен! На мне больше нет этого отвратительного проклятия!
— Я бы не ручался… — начал было Сагрон, но его явно не слушали. Едва ли не подпрыгивая, Жодор бросился прочь. Он проигнорировал и собственную дочь, вошедшую в подсобку, едва не сбил с ног несчастного Ролана, задержавшегося в дверном проёме, да и вообще, напевал песни не слишком цензурного содержания. Сагрон поражался, как обыкновенный человек мог так сильно радоваться новообретённой свободе.