— Ещё какая, — уверенно кивнула девушка. — Но есть ещё одна беда. Увы, но Шанук слишком недостижим для нас, глупых студентов группы, что недооценивают его в своей ограниченности. Потому мы даже не сможем помочь ему делом — разве что только добрым словом. Не сможем, к моему огромному сожалению, — она скрестила руки на груди, — одолжить ни единой строчки из практических занятий. Ведь, несомненно, он может сделать всё это в разы лучше!
Казалось, до Окора только сейчас дошло, что над ним издеваются. Он помрачнел, гордо вскинул голову и отступил на несколько шагов назад.
— Это жестоко и по меньшей мере бесчеловечно! — воскликнул он.
Но Сагрон только отмахнулся от него и наконец-то обратил внимание на поданные им блюда.
— Угощайся, — обратился он к Котэссе. — Ах да! — он повернулся к уходившему Шануку. — Молодой человек, если вы желаете иметь возможность хотя бы с повторным курсом получить свою тройку, советую рассчитать всё это как маленькое изъятие из зарплаты.
— Коррупция! — прошипел Орок, но, кажется, на него даже никто не обратил внимания. Половина официантов едва-едва сдерживала смех, вторая половина, узрев преподавателя, осознав наконец-то, чем опознание могло им грозить, скрылась где-то на кухне — и уже оттуда донёсся громкий хохот, показывающий, насколько сильно пострадал несчастный Шанук и как низко пал он в глазах своих коллег и собратьев.
…Еда оказалась вкусной — и развеселившаяся к концу обеда Котэсса даже не говорила уже о том, что хотела бы оплатить всё сама. Шанук, правда, так и не рискнул принести счёт. Сагрон не настаивал. В конце концов, если кто-то жаждет заняться благотворительностью, то почему бы не позволить сделать ему это? Мужчина, к примеру, не имел совершенно ничего против, справедливо полагая, что желание человека — закон нерушимый.
Когда наконец-то с обедом было покончено, Котэссе искренне хотелось ускользнуть куда подальше от Сагрона, но — она всё же не стала спорить и согласилась на прогулку. Да, ей ещё надо было перебраться в новую комнату, но там, по словам коменданта, ещё несколько дней шёл ремонт. Она уже записала имя-фамилию студентки Арко в соответствующую колонку напротив освободившегося места, ключи даже дала, но дышать краской — зачем?
Поэтому девушка и не спорила, когда мужчина предложил эти несколько дней провести у него в свободной комнате. А почему нет? Зачем девушка, молодая, работающая практически на износ, должна страдать.
Не возражала она и тогда, когда Сагрон, подав ей руку, предложил отправиться в парк.
Погода была просто замечательной. Первые летние двадцатки отличались особенно жаркими днями, но сейчас, когда уже вечерело, становилось легче дышать. В парку было очень зелено — и в этих вспышках яркости и в тот же миг невообразимого спокойствия можно было наконец-то надышаться кислородом.
Котэсса не отпихивала и руку Сагрона — он взял её под локоть и повёл по своим любимым уголкам парка.
— Удивительно, — промолвила она, — я уже три года учусь в столице, но никогда не бывала на этих дорожках. Даже не заходила в сторону от центральной аллеи дальше, чем на несколько метров. Мне всё некогда было, летом я уезжала…
— Жаль, — улыбнулся Дэрри, — ты многое потеряла. Но если остаться в столице, то можно ещё вполне успеть обрести всё это вновь. Или ты хочешь к своим родителям, откуда вы там?
— Из маленького городка, там, ближе к югу, — вздохнула Котэсса. — Они живут сейчас очень бедно. И я должна была помогать им, находясь рядом, но, поскольку не могу, хотя бы на расстоянии…
Сагрон вздохнул.
— Мои родители тоже далеко, тоже не самые богатые, но я зарабатываю немало, дом мне выделяет университет совершенно бесплатно — потому и посылаю им, сколько могу. Но не всё же. А я ведь мужчина, а не хрупкая слабая девушка, которой надо обеспечивать себя саму.
— Я не хрупкая и не слабая!
Мужчина только вздохнул в ответ на упрямое заявление, но спорить не стал. Он даже не ответил — некоторое время тишину заполнял исключительно хруст гравия под ногами и пение птиц где-то там, высоко-высоко.
Казалось, деревья специально переплетали ветви кроны, пытаясь создать купол над головами, не пропустить ни единого лишнего звука. Концентрированная, наполненная смыслом тишина позволяла дышать всё свободнее и свободнее.
В воздухе было слишком много кислорода — особенно много, как для столицы. Разумеется, мир шёл вперёд, технологии развивались — не одной только магией будешь сыт! Столицу давно уже наполнили пары, странные предприятия постепенно превращались в нечто само собой разумеющееся. Но ведь должен был оставаться кусочек незадействованной природы!